«…Тут нет ничего похожего на обыкновенные отношения между хозяином и его работником; речью заправляют, ничем и никем не стесняясь, наиболее начитанные, будь это хоть последние бедняки из целой артели; они же вершат и иные поднятые вопросы».
К концу XIX века именно из этих людей на три четверти формировались фабрично-заводские кадры. Трудились они не только на предприятиях, оказавшихся в собственности единоверцев, но и на производствах, создаваемых казной или учреждаемых иностранным капиталом. Возникшие фабрики и заводы вбирали потоки староверов из Центра, с Поволжья и Урала, из северных районов. Каналы согласий, выступавшие в роли своеобразных «кадровых служб», позволяли староверам свободно ориентироваться в промышленном мире, перемещаясь с предприятия на предприятие».
Перед этим многомиллионным людским океаном, 300 лет живущим фактически в подполье и не растерявшим ни своей веры, ни своих традиций, ни связей между единоверцами, собственная социал-демократическая партия Сосо выглядела игрушечной и несерьёзной. Тогда первый раз мозг Сосо посетила шальная мысль: «Так вот она – готовая партия революционеров-подпольщиков – деловая, мобильная, столетиями скрепленная испытанными связями!»
Неожиданные открытия о религиозных корнях рабочего класса России Джугашвили решил оставить при себе. Во-первых, чтобы не быть осмеянным старшими товарищами, как исследователь «опиума для народа», а во-вторых – как тайну, обладание которой может пригодиться самому. У него, как у настоящего революционера-подпольщика, обязательно должны быть свои козыри в рукаве, чтобы в нужное время ими воспользоваться…
Религиозные корни определяли не только поведенческие стереотипы, но и национальный состав российского пролетариата. «Побывавший летом 1890 года на Донбассе Вике́нтий Вике́нтьевич Вереса́ев, будущий лауреат сталинской премии, застал среди местных шахтеров «уже целое поколение, выросшее на здешних рудниках… Эти рабочие и дают тон оседающим здесь пришлым элементам». Характерны фамилии этих пролетариев, приведённые Вересаевым: Черепанцовы, Кульшины, Дулины, Вобликовы, Ширяевы, Горловы и другие – среди них нет ни одной украинской. Джугашвили позже сам проверил и убедился – лишь 15 % украинцев были задействованы в крупной индустрии. В железной и каменноугольной промышленности Украины не менее 70 % всех рабочих прибыли из великорусских губерний. Такая тенденция сохранялась вплоть до революции. Похожее положение было и в других промышленных регионах.
Башкирские Златоустовский, Катавский, Юрюзанский заводы имели общероссийское значение. Однако, основные кадры предприятий – опять те же три четверти – составляли русские, башкир насчитывалось всего около 14 %, татар – 5,5 %, причём, трудились они преимущественно на вспомогательных работах – заготовке дров, перевозке грузов. Даже на Бакинских нефтяных промыслах к началу XX века национальный состав рабочих был наполовину представлен русскими.