Интерьер оказался сродни вывеске: массивная мебель под старину, высокие потолки с золочёной лепниной и застеклённые шкафы, забитые толстыми книгами в кожаных переплётах. Мысленно прикинув, во что мог вылиться владельцам подобный антураж, я присвистнула и полезла в сумку за утренним письмом: не может быть, чтобы меня пригласили именно сюда.
Но адрес совпадал до последней буквы, и я наконец отлипла от резной створки двери и шагнула на пушистый кремовый ковёр. И словно нажала на невидимый звонок. В противоположной стене распахнулся… шкаф. Нет, я ничего не перепутала и не сошла скоропостижно с ума. Большой книжный шкаф плавно очертил ножками полуокружность, впуская в пустынный холл сноп света, гул голосов и мужчину в костюме, за версту выдававшем в нём юриста. Только это племя носит такие отутюженные тёмные костюмы из матовой ткани, словно вопящие: «Моя цена как твоя зарплата за год! Не тебе со мной тягаться!».
Впрочем, стоило дядьке подойти ближе, как я поняла, что костюмом его сходство с адвокатом и заканчивается. Ростом под два метра, широкоплечий, с буйной гривой непослушных, чуть тронутых сединой волос, он напоминал бывшего спортсмена-тяжеловеса, в крайнем случае героя какого-нибудь боевика.
— Секлетинья Ивановна! — здоровяк распахнул медвежьи объятия и пошёл на меня. — А мы уж заждались!
Я попятилась, опешив от такого буйного приветствия, и будто задела очередную кнопку. Из-за портьеры в том месте, где, по моему пониманию, должно было бы находиться окно, мягко выдвинулся ещё один атлет. Но если первый был тяжеловесом, то этот казался спринтером: узкое лицо с тонкими аристократическими чертами, волосы, отливающие медью, гладко зачесаны назад, и ко всему этому длинные пальцы пианиста. Но что-то мне подсказывало, что, приди ему в голову свернуть мне шею, это заняло бы у него едва ли не меньше времени, чем у громилы из шкафа.
Не волнуйтесь, Секлетинья Ивановна, — вкрадчиво проговорил медноволосый, бесшумно подходя ближе. — Здесь вас никто не обидит: контора гарантирует. Простите, что вас не встретили, но мы должны были убедиться, что вы… не преподнесёте нам какой-нибудь неприятный сюрприз.
Пока я, убаюканная его тоном, хлопала глазами и пыталась сообразить, какой такой неприятный сюрприз могла бы устроить этим великанам скромная сотрудница архива весом пятьдесят два кило, меня мягко подхватили под локоть и повлекли к гостеприимно распахнутому шкафу.
Прошу сюда, Секлетинья Ивановна, — продолжал ворковать мужчина, склонившись к моему уху. — Вы удивительно пунктуальны. И не обращайте внимания на господина Бера. Он у нас по хозяйственной, так сказать, части, а по наследству — это вам, в первую очередь, ко мне. Я — Фокс. Генри Фокс к вашим услугам. Прошу.