— Тише, арта, — сказала Кхира, тревожно озираясь по сторонам.
— Менгиры, — мрачно отозвалась Уна. Её голос громким эхом отразился от столбов-камней, напоминающих молчаливых часовых, разбросанных волею неведомого полководца вдоль дороги. — Тропы сидов проходят здесь. Скажите, арты, а почему нам надо ехать дальше?
Маркус и Арлен застыли от удивления, но вскоре подъехали ближе. Каярды недовольно косились на Уну и причмокивали губами, будто подумывали куснуть дерзкую мелиаду, посмевшую нарушить их мерную поступь.
— О чём вы говорите, арта? Поясните, — произнёс Арлен, дав приказ остановиться и чуть наклонившись к Уне.
— Мы всё равно окажемся у сидов, так к чему тянуть? — ухмыльнулась та. Глаза Уны приобрели странный блеск, будто она являлась порождением осенней ночи, родственницей невидимых существ, оберегающих тропы сидов.
— Передайте уже нас, и делу конец! — выдохнула дочь мачехи.
Ещё немного, и с ней случится истерика. Я видела это по тому, как кривился рот Уны, как судорожно вздымалась её грудь. И понимала отчаяние мачехиной дочки, ведь сама жила с ним на протяжении последних дней, выдавшихся настолько насыщенными, что голова отказывалась воспринимать случившееся.
Только я уже свыклась, испробовала все оттенки этого горького напитка, приготовленного самой судьбой. А Уна находилась только в самом начале невесёлого пира Духов, управляющих нитями наших жизней.
Я понимала её как никто и против ожидания не испытывала злорадства. Мы обе жертвы, и обе вольны чувствовать отчаяние, и всё же должны ехать дальше, пока повозка не достигнет конечной цели тягостного путешествия.
— Всё случится в свой час, — коротко ответил Арлен и посмотрел на меня. Наверное, хотел убедиться, что я не стану умолять. Но внезапно спросил:
— Вы не замёрзли?
— Нет, благодарю, арт.
Я посмотрела на фейри с удивлением. Разве его должно волновать, с комфортом мы едем, или нет? Главное — доставить живыми и невидимыми. Мелиады почти не болеют, если это не насланное проклятие.
— Хорошо. Поспите обе. Мы будем ехать быстро, нет времени останавливаться на постоялых дворах.
— Разумно, — кивнула я, а когда каярды Ищеек оказались настолько далеко, чтобы их всадники не услышали нас, произнесла, обращаясь к молча плачущей Уне:
— Чего тебе бояться? Сиды не берут тяжёлых. Признаюсь, что настояла на твоей поездке только из мести. А теперь я сожалею, что так поступила. Ты не виновата в моих несчастьях. Может, твоя мать, но не ты.
Служанки Уны уставились на меня с таким ужасом, будто я объявила, что являюсь фейри, только притворяющейся мелиадой.