Форста вырвало.
— Чтоб вы все сдохли, гнилые…! Порождения… мокриц и дохлых скунсов! Умрите выродки! Умрите!
Ольд всё сокрушался, но гоблинам было наплевать. Они были заняты важными делами. Одни грабили, другие насиловали, третьи доедали то, что оставляли после себя вторые и первые. Один из гоблинов, с красной полоской вокруг шлема, подошёл к пленникам и ударил замкомандира древком кривого копья.
— Слюсать менья. — Провизжал он с ужасающим акцентом. — Сидитя молся. Идётя молся. Стоитя молся. Исплазняятяся молся. Говолитя — бах! — Он вновь ударил мужчину. — Нислусаеся — бах! — Снова удар. — Вы лаби! Лаби далсны сусатися!
— Заверни это себе в харю! — Ольд крутанулся на спине и ногами достал так опасно приблизившегося к пленникам гоблина. Тот упал на спину и получил удар ногой в челюсть. — Ублюдок! Н-на! Мерзавец! Тварь! Аргх! — Хрипел мужчина в неистовстве, забивая пятку кованного сапога тому в глотку.
Тут же набежали остальные гоблины и принялись избивать всех пленников. Через десять минут они разошлись, оставив после себя щупленького гоблина в синем халате и красных сапогах. На сей раз мелкий ублюдок опасался подходить близко.
— Вы лаби. Один нисусася — все сладать. Один говолить — все сладать. Плахии лаби — галодныи лаби. Холосыи лаби — слусаися. Холосыи лаби — сытые лаби. Ням-ням. Вы лаби. — Проскрипел он с ещё более мерзким акцентом и удалился.
Через пару часов, когда солнце коснулось кожи пленников, их подняли и палками погнали вперёд. Связанные по рукам и прицепленные к одному рабскому канату, они медленно брели, подгоняемые пинками и копьями. Вокруг разъезжали гоблины верхом на больших шестиногих ящерах. Всадники сидели подвое, один управлял, другой плетью, копьём и визгом подгонял и собирал в кучу гноллов, беспорядочно снующих туда-сюда. Низшие гоблины сторонились наездников и побаивались их, предпочитая вместо своей спины, подставить под удар хлыста чужую. Гоблины шли организованной колонной, был даже барабанщик, который невпопад бил в мембрану и что-то крикливо верещал на языке Пустоши. Стоял дикий гвалт и шум, будто не армия идёт, а быки на водопое делят самок. Позади тролли тащили столь же огромные, как и они сами, телеги с добычей. Ящеры тоже были запряжены в повозки и тянули награбленное своих хозяев.
К обеду они остановились на границе леса и встали лагерем. Кто-то натягивал шатры, сшитые из шкур, кто-то зажигал костры, другие же достали из крытой повозки бессознательные тела детей, окатили их водой и снова приступили к насилию. Почти все пленники еле стояли на ногах, от ударов по спине и голове. Никто не смирился с участью. Каждый стремился распутаться и умереть, забрав с собой хотя бы одну тварь, а лучше две. Свальду даже это удалось, он свалил проходящего мимо гоблина, выхватил кинжал и заколол двоих, прежде чем его снова связали. Перерезать себе горло, у него так и не получилось. Его привязали к жерди и заживо жарили на костре, медленно проворачивая. Крики мужчины разносились на много миль. После этого случая к ним приставили охрану, которая била всех, кого ни попадя, и перевязали узлы.