Достав из дипломата плеер, с которым он не расставался в командировках, Лаврик поставил диск с музыкой Фаусто Папетти. Едва звуки ностальгического джаза заполнили комнату, он, оглядев стол, переложил с него на сейф в углу с десяток увесистых томов. Предложив начальнику централа предоставить дела на осужденных смертников, Лаврик схитрил: все они, за исключением двух, его не интересовали.
«Что толку читать материалы на тех приговоренных, кому по мораторию еще сидеть и сидеть. Теперь их в ближайшие годы точно не расстреляют, — прикинул Лаврик. — А вот с двумя — маньяком Милославским, отошедшим в мир иной, и уцелевшим террористом Дамзаевым, на которого не хватило пули из «ТТ», предстоит разобраться».
Бегло пролистав дело Милославского, он взялся за дежурный журнал. Вот записи, сделанные ответственным дежурным по централу подполковником Благовым. Их четыре. Первая — о вскрытии вен зэком Пестриковым, вторая — об изъятии переписки заключенных по долгам тюремного общака. Самая подробная, третья, — о расстреле Милославского. Указаны место, время — 7.40 утра, лица, присутствовавшие при исполнении приговора. Мелким почерком вписана фраза: «Поскольку после первого выстрела приговоренный к высшей мере Г.Н. Милославский остался жив, что подтверждено врачом учреждения Г. Пирожковым, исполнителем — старшиной И. Пелипенко, — произведен второй выстрел в затылок». Наконец последняя запись сообщает о получении президентского указа. Ниже проставлено время — 7.50, тогда как по факсам из Москвы и областного УИНа оно иное. Соответственно, 7.05 — отправление из столицы, 7.20 — получение факса в централе.
А Милославский расстрелян как раз в промежутке между 7.20 и 7.50, по журналу в 7.40. «Получается неувязочка, — прикинул Лаврик. — Надо бы допросить ответственного дежурного Благова…» Он сделал пометку в своем рабочем блокноте. К тому же подполковник ФСБ подметил, что записи в журнале сделаны не тотчас после происшедших событий, как положено по уставу и инструкции, а одномоментно, скорее всего, под утро, перед сдачей дежурства. Эту версию надо проверить, возможно, именно здесь скрыто расхождение во времени расстрела. Телефонный звонок прервал его мысли.
— Иван Геннадьевич, — раздался в трубке игривый женский голос, — после обеда, около двух, жду вас у себя.
— Иван Геннадьевич отошел, — Лаврик не повесил трубку, решив продолжить разговор.
— С кем имею честь? — поинтересовалась собеседница.
— Я в кабинете Ивана Геннадьевича по службе, — нашелся Лаврик. — Что-то передать?
— Перезвоню, дело не срочное. — Послышались короткие гудки, неизвестная положила трубку.