После взятия в середине августа девятисотого года войсками коалиции Пекина и начавшейся мягкой политики Александра Третьего в отношении Китая, в Лондоне, используя СМИ, начали вновь активно культивировать враждебность в отношении русских, доходило до того, что в прессе писали о том, что через два-три года начнётся война с Российской Империей. Это я лично читал во время нашей эпопеи в Англии.
Эти настроения отражали ту дипломатическую борьбу, в процессе которой Лондон старался сорвать попытки Петербурга договориться с Пекином о продлении оккупации Маньчжурии. Третьего октября одна тысяча девятисотого года в британской столице было подписано англо-германское соглашение, гарантировавшее целостность Китая. И произошло это на четвёртый день после смерти императора Александра Третьего. Такое вот совпадение. А Россия оказалась на грани дипломатической изоляции в восточных делах.
Судя по всему, получив команду, начал демонстрировать свое недовольство политикой Российской империи и английский «боевой хомячок». Двадцатого февраля от морского агента в Японии капитана второго ранга Русина Александра Ивановича из Иокогамы пришла телеграмма, сообщавшая, что боевые корабли японского флота приняли шестимесячные запасы и сосредоточились в Куре и Сасебо для маневров. В Майдзуру и Такесики посланы боеприпасы. Крейсеру «Ивате» приказано поспешить с переходом из Англии. Девятнадцатого марта он сообщил, что японцы продолжают подвозить в Сасебо, Куре и Йокосуку большие грузы угля. А двадцать третьего марта – что флот в состоянии боевой готовности, для его мобилизации достаточно недели, для мобилизации армии – около двух недель.
Политическая ситуация была настолько серьёзной, что министр иностранных дел граф Ламздорф по указанию Николая был вынужден ещё двадцать первого марта разослать по российским представителям за границей циркулярное письмо об отказе от соглашения с Китаем по маньчжурским делам и от дальнейших переговоров по этому вопросу. Мало того, данное письмо было опубликовано в «Правительственном вестнике» от двадцать третьего марта одна тысяча девятисот первого года.
И уже на следующий день Русин уведомил, что угроза немедленного разрыва с Японией устранена, иначе, опираясь на поддержку Англии и США, она начала бы военные действия.
Когда я, как начальник Аналитического центра, был ознакомлен со сложившимся положением, то несколько охренел. Получалось, что уже в начале одна тысяча девятисот первого года мы стояли даже не в полушаге, а в каком-то небольшом движении стопы от войны с Японией. Либо я плохо учился в школе, так как ничего об этом не помнил, либо об этом в учебниках моего мира не упоминалось, либо это не мой мир, либо он так изменился.