Фельдшер поставил саквояж на землю, достал из сюртука коробку папиросок и, закурив, продолжил:
– Через месяц или два будет как огурчик, шрам только над левой бровью останется, да правую руку, после того как дырка зарастет, надо будет еще с месяц-другой поберечь.
– Он уже пришел в себя? – с затаенной радостью спросил старый Афанасий.
– Пока нет. Контузия от удара по голове у него сильная и кровопотеря большая. Так что покой и пока только питье с лекарствами, которые я оставил. Потом бульона можно дать будет. – Сычев загасил папироску. – Завтра приеду, сменю повязки. Если вдруг его вырвет, Афанасий Васильевич, не пугайтесь. Такое бывает после сильного удара по голове. Счастливо оставаться! – И доктор направился к бричке.
– А как же оплата? – вдогонку крикнул старый Афанасий.
– Потом, все потом, – ответил Сычев, усевшись в бричку и направляя ее в ворота, и выехал со двора Алениных, где чуть не столкнулся с въезжающей телегой, запряженной небольшой кобылой, которой правила красивая, черноволосая женщина лет тридцати.
– Вот и Марфа приехала! – Поправив фуражку, Селеверстов пошел навстречу.
– Здравствуй, атаман, – спрыгнув с телеги, поздоровалась красавица. – Сто лет прожить вам, Афанасий Васильевич.
– Здравствуй, Марфа, – хором поздоровались с ней казаки.
– Зачем звал, атаман? – спросила Марфа, глядя на Селеверстова иссиня-черными глазами.
– Понимаешь, Марфа, – потеребил усы станичный атаман, не отводя глаз от взгляда женщины, – непонятно мне…
– Что непонятно?
– Непонятно, как мог четырнадцатилетний казачонок, чуть даже не малолетка, двенадцать вооруженных варнаков извести.
– Чего-то боишься, Никодимыч? – спросил, подковыляв, Афанасий.
– Не знаю. Пусть Марфа Тимофея посмотрит. Она ведунья сильная, душу видит. Пусть посмотрит! Мало ли чего!
Прервав разговор, к стоявшим казакам и женщине на взмыленном жеребце подлетел казак с лычками младшего урядника на погонах и, свесившись с седла к атаману, негромко проговорил:
– Господин атаман, на берегу острова Зориха обнаружено двадцать наших коней, четыре мертвых вооруженных китайца и их лошади. Китайцы все убиты из винтаря. Всех лошадок перегнали на нашу сторону. С китайцев все собрали.
Конь под урядником начал играть, перебирая ногами.
– Да сойди ты с коня, Башуров, и доложи подробно, – похлопывая жеребца по морде, сказал Селеверстов.
Наум Башуров, соскользнув с коня и взяв его под уздцы, продолжил:
– В овраге, что вправо от Амура перед Соворовской лощиной уходит, нашли еще пятерых мертвых хунхузов и их лошадей. Двое убиты кинжалом со спины в сердце одним ударом, а у троих глотки от уха до уха перерезаны.