— А мы вечером вернемся. Все, бегом, тридцать минут на сборы. Время пошло.
«На лошадках покатаешься, позагораешь. Хотя бы лето ощутишь», — разговор этот, еще после Ярославля случившийся, она хорошо помнила. Поездка тогда сорвалась, а теперь замаячила снова.
— Оборву для вас смородиновые кусты, — склоняясь перед неизбежным, пообещала птицам Вероника. — И вообще все, что увижу.
— Чив, — одобрительно покачала головой Вив.
Поездка прошла замечательно, зря Вероника нервничала. Малые, которые Галины братишки, умчались еще до приезда сестры на речку с деревенскими, а когда вернулись, налопались и были припаханы по хозяйству. Галка ненадолго выходила позагорать с разомлевшей Вероникой, но больше пробыла в доме, с дочкой и предками. Лешку приставили к делу. А сама Вероника провалялась большую часть дня, с перерывом на поесть. И пяток кругов на непарнокопытном сделала, отвыкла все же от седла без тренировок. Невольно сравнивая процесс с поездкой на лошадке Туф-Туф, признала, что по уровню удобства Туф-Туф победила живую лошадь.
С собой в нагрузку Валентин Леонидович и Ольга Федоровна (дядя Валя и тетя Оля, иначе они обижались) гостье выдали два битком набитых пакета с овощами и зеленью с огорода. Пару таких же вручили и Леше. Плюс по коробке со своими яичками. Еще под конец сборов Лешка бережно тащил до машины что-то тяжелое, подозрительно булькающее. И смородине досталось, подрезали ее по просьбе гостьи. Врученному презенту — хорошему, вместительному рюкзаку — художница тоже обрадовалась.
А воздух за городом с городским смогом даже сравнивать не хотелось.
— Варенька, тебя сегодня что-то расстроило? — мягко спросил Стас. — Вчера так улыбалась славно, солнечно. Кто огорчил нашу красавицу? Только скажи, дядя Стас на того карикатуру нарисует — ух, какую!
Вероника «мотала на ус», как надо разговаривать с детьми, как переходить от вкрадчивой интонации к нарочито-грозной.
«С чужими детьми!» — мысленно уточнила она.
Их юная модель на второй сеанс пришла не в настроении: тот чудесный свет, что исходил от нее накануне, весь куда-то ушел, растворился в почти взрослой гримасе недовольства.
— Снова то же платье! — наябедничала Варя и выпятила нижнюю губу. — Скучно!
«Трагедия», — поспешила спрятаться за станком художница, которой скрывать эмоции за дежурной улыбкой было еще учиться и учиться.
Людмила, мама модели, успела сменить не только костюм и маникюр, но и оттенок волос.
— Милая, мы говорили с тобой: сегодня надо дать дяде и тете закончить с платьишком, а в следующий раз наденешь, что захочешь, — елейно проговорила мама.