— Я не только на гитаре играю, — высокомерно обозначил натурщик. — Вообще — почти на всем.
«Он умел играть на баяне», — девушка прыснула со смеху, затем вскинула руки (в правой был зажат карандаш), чтобы ее тут и не прикопали от обиды, кто знает, на что способен… соло-гитарист?
— Я о своем, — оправдалась она. — А на баяне… или гуслях умеешь?
— С практикой — хоть на арфе, — уверенно парировал парень. — Сеанс позирования проходит веселее, чем я думал.
Вероника представила, как Вал «щиплет» струны арфы, а на лице его все то же выражение: «я встретил скунса».
— М-де… — чтобы не заржать в голос, ей пришлось закашляться.
«Вот такая вот музыка. Такая, блин, вечная молодость!»
— Вал, так и смотри! — вскинулся Стас. — Спокойный, уверенный взгляд, без нездоровой мимики. Ник, ты молодец, растормошила его на правильные эмоции. Как там у тебя процесс?
— Только добралась до красок, — порыв веселости «затух».
— Ничего, Вал у нас никуда не торопится, и лучше хорошо, чем быстро. Да, Вал?
— После того, как ты неделю меня динамил? — вскинул брови парень. — Конечно, куда Валу торопиться…
С «нормальным» лицом смотреть на модель было не тошно. Черты лица у парня были интересные, не столько по отдельности, сколько «комплектом»: глаза светло-карие — они казались бы теплыми, если бы он смягчил взгляд; нос — чуть длиннее, и был бы уродливым; высокий лоб, когда его не портила складка посередине, придавал вид человека «мозговитого», а квадратный подбородок (такие еще принято льстиво называть: волевой), благодаря четко очерченным скулам, не давал сравнения лица с «кирпичом». Живость лицу придавали брови — густые, очень темные, значительно темнее русых волос, асимметричные, одна выше другой, и даже изгиб у них был неодинаковый.
«Только ради этих бровей стоит потерпеть его гадские замашки», — кивнула сама себе Вероника, сравнивая модель и карандашный набросок. Интересные лица для живописи намного предпочтительней красивых — это Стас втолковал еще на первом году обучения. «Хоть бы в конце не напортачить, а…»
Надежда, хоть и слабая, все же теплилась.
Сеанс продлился три часа, с несколькими краткими перерывами — живописцы позволяли натуре размяться, все же при неподвижном сидении тело затекало изрядно. Новая сессия позирования назначена была через три дня, раньше Валу не позволяли дела музыкальные. Все три часа болтали без умолку, в основном, заводил разговоры Стас. На обратном же пути (куратор, будучи человеком принципиальным, настоял на обратной доставке студентки до дому) Вероника молчала.
Нет, вопросов на языке вертелось множество, но все они могли подождать — девушка устала от разговоров. Только для одного вопроса она сделала исключение, и то, под самый конец поездки.