Я же осталась на скамейке, все еще пытаясь осознать произошедшее. Что женщина, которую я считала своей приятельницей, пусть немного нелепой, хвастливой и надоедливой, но приятельницей, как оказалось, записывала все наши с ней разговоры, чтобы потом передавать их своему любовнику. Этому Колобку, который сначала так рвался зачитать мне свои очередные вирши, а потом по-хамски отказался со мной разговаривать.
Оттуда же, со скамейки, я увидела, как перед зданием салона притормозила полицейская машина, из нее вывели гражданина Омарова и, придерживая под руки, повели вверх по лестнице. Видимо, для дальнейшего разбирательства на месте обнаружения его шпионской деятельности.
Признаюсь, в этот момент я испытала некое подобие мрачного удовлетворения, понимая, что человек, ставший причиной моих злоключений, стоивший мне стольких нервов и сомнений, понесет наказание. И все же… Все же неужели случившееся со мной было только его рук дело?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, я поднялась со скамейки и побрела в гостиницу. Я уже ничего не понимала, кроме одного. Какой же наивной я была, думая, что сбегаю из суетной и лживой Москвы в некий чудесный, вольный край, где люди, не испорченные столичной жизнью, откровенны и чисты сердцем, а подковерная возня отсутствует как класс. Идиотка! Романтическая дура, начитавшаяся Лермонтова!
Уже сворачивая на нужную улицу, я вдруг увидела на другой стороне тротуара Артура Максакова. Того самого юношу с глазами олененка Бэмби, признававшегося мне этой ночью в любви. Того, перед кем мне было совестно за то, что я не смогла ответить на его пылкие чувства.
Каково же было мое изумление, когда я поняла, что Артур идет по улице под руку с какой-то незнакомой мне девушкой. Тоже блондинкой европейского типа, вроде меня самой. Артур, придерживая девушку под локоток, интимно склонялся к ней и нашептывал что-то на ушко с уже хорошо известным мне искренним жаром. А девушка игриво хихикала, отворачивалась, но не забывала искоса стрелять на него светлыми глазами.
И я в который уже раз подивилась собственной непрошибаемой наивности. Это надо же, решила, будто юный политолог воспылал ко мне чувствами. Даже неловкость испытывала из-за того, что оказалась слишком усталой, слишком циничной, чтобы ответить ему взаимностью. А он же, движимый буйством тестостерона, просто увидел во мне очередную легкодоступную девицу, с который можно задорно поразвлечься, охмурив признаниями и прочувствованными речами.
Неверяще покачав головой, я побыстрее свернула в переулок, чтобы не столкнуться с ними. Пожалуй, для одного утра потрясений было достаточно. Однако, как оказалось, на этом чудовищные откровения не закончились.