В тени прохладной рифмы жгутся жарко,
Как птицы, выставляют напоказ
Красу, невыносимую для нас;
Еще одна спешит к ним, их товарка:
Мой час! Мой час!
Небесный свод — подсвечник и трилистник —
То синий, то волшебно-золотой.
Что я ему? Любовник, враг, завистник?
Что я ему? Я чувствую: он мой.
Я чувствую, я ведаю сейчас,
Огнепоклонник или ненавистник,—
Мой час! Мой час!
Вот башня взмыла с львиною отвагой
Над площадью победно в небеса.
Звенит она ристательною шпагой:
Французская — в Венеции — краса
Сверкает здесь на солнце, как алмаз.
Охвачен я неистовою тягой:
Мой час! Мой час!
Но прочь, напев мой! Чтобы тьма сгустилась
И в ночь ленивую переросла!
Звучанью дня впасть велено в немилость,
Когда замолкнут все колокола.
И свет дневной, пусть он ласкает глаз,
Ночная мгла перечеркнуть решилась:
Мой час! Мой час!
Ницше провидел не только грядущие судьбы человечества, но и собственное посмертное будущее: признавая, что у него нет настоящего, он не сомневался в великом грядущем своей философии: «Когда-нибудь понадобятся учреждения, где будут жить и учить, как я понимаю жизнь и учение». Философская «индустрия» ницшелогии, пожалуй, создана в наши дни, тенденция к росту обнадеживает.
Ницше предсказал даже точную дату своего «второго пришествия», совпавшую с началом его мировой известности: «В неописуемой странности и рискованности моих мыслей лежит причина того, что лишь по истечении долгого срока — и наверняка не ранее 1901 года — мысли эти начнут доходить вообще до ушей».
Надо отдать должное Ницше-прогнозисту, предсказавшему не только ход мировых событий, но пути культурного и технического развития, «массовую культуру» и «индустрию отдыха», опасности психического подавления человека и разрушения его психики, угрозы, которые таят в себе наука и техника.
Может быть, уже в новом столетии в результате овладения природой человечество получит бóльшие силы, чем оно способно использовать… Одно лишь воздухоплавание выплеснет все понятия нашей культуры…
В будущем появятся: во-первых, многочисленные лечебницы, которые будут время от времени использовать для того, чтобы привести в здоровое состояние свою психику; во-вторых, разнообразные средства против скуки — в любой момент можно будет послушать чтецов и т. п.; в-третьих, празднества, во время которых будут объединяться множество отдельных находок.
Если наука приносит с собой все меньше радости, и все больше радости остается на долю утешительной метафизики, религии и искусства, то жизнь грозит раздвоиться в себе самой: согреваться иллюзиями, извращениями, чувственностью и с помощью познающей науки — оберегаться от перегрева… Интерес к истинному падает… иллюзии, заблуждения, фантастика шаг за шагом наступают… на его исконную землю: руины науки, отступление в варварство — вот последствие: человечеству нужно будет начинать заново… Но кто может быть уверен, что оно сейчас снова найдет для этого силы?