Анри Бергсон, хотя его нельзя причислить к ницшеанцам, также полагал, что познавательный аппарат человека гораздо шире рационального постижения действительности: мир «истолковывают» интуиции человека, связанные с его влечениями, причем каждое влечение имеет свою «перспективу». Миру нельзя придать универсальный смысл, наблюдатель необходим, дабы придавать ему множественные смыслы. Без фантазии, мифа, иллюзий человечество не может обойтись. Сфера деятельности интеллекта ограничена мертвой материей. Для «жизненного порыва» творчества интеллекта недостаточно: жизнь, становление, воля к могуществу нуждаются в интуиции, озарении, бессознательном.
Под влиянием Ницше Макс Вебер в знаменитом докладе «Наука как призвание и профессия», произведшем огромное впечатление на целое поколение европейцев, назвал единственно «мужественной» и достойной перспективу жизни под знаком «войны богов», жизни — конкуренции, жизни — смены идей — противоборства абсолютов, — из которых нельзя избрать единственный, не оскорбив тем самым «всех остальных богов».
Гуссерль обязан Ницше идеей Lebenswelt, жизненного мира, описывающей хтонические, подземные истоки любых философских или научных идеализаций. Идя в направлении, противоположном Ницше, то есть строя философию как науку, Гуссерль пытался достичь окончательного обоснования мышления с помощью «первичных очевидностей», прежде всего самой жизни.
У Ницше жизнь, телесность, жизненность формируют субъективность и межсубъективность, у Гуссерля сознание — элемент мира, мир жизненной веры, неустанное изумление, целостность и непосредственная свежесть жизненного взгляда. Трехтомная «Феноменология межсубъективности» — следующая ступень в интерпретации человеческого сознания как высшего проявления жизненности, связи трансцендентального Ego и человеческого «я».
У Хайдеггера мы найдем огромное количество «пересечений» со столь далеким от него предтечей: скрытый культ сверхчеловека, глубинное осознание собственной «недочеловечности», внутренний догматизм, делающий невозможной самокритику или признание собственных заблуждений…
Сейчас обнаруживается то, что Ницше уже метафизически понимал, что новоевропейская «механическая экономика», сплошной машиносообразный расчет всякого действия и планирования, в своей безусловной форме требует нового человечества, выходящего за пределы прежнего человека. Недостаточно обладать танками, самолетами и аппаратурой связи; недостаточно и располагать людьми, способными такие вещи обслуживать; недостаточно даже просто овладеть техникой, словно она есть нечто в себе безразличное, потустороннее пользе и вреду, строительству и разрушению, применимое кем угодно для любых целей.