Идеи Ф. Ницше входят в оборот «русской мысли» в начале девяностых годов: первооткрывателем часто называют Н. К. Михайловского, хотя еще раньше (в 1892–1893 гг.) журнал «Вопросы философии и психологии» опубликовал посвященные Ницше статьи Преображенского, Лопатина, Грота. В начале века о Ницше писали Е. Трубецкой, А. Бобрищев-Пушкин, В. Битнер, Г. Рачинский, Н. Авксентьев, Д. Мережковский, Ф. Зелинский, В. Розанов.
Мы осведомлены, что Ницше получил популярность в России Серебряного века, но мало знаем о том, что Россия Аввакума и Толстого встретила автора «Заратустры» в штыки: большевистским погромам предшествовал остракизм Ницше русской интеллектуальной элитой — В. Соловьевым, Е. Трубецким, Л. Лопатиным, Н. Гротом, Л. Толстым, В. Чуйко, Д. Цертелевым, А. Погодиным, А. Волынским, Н. Федоровым, П. Бергом, Н. Михайловским, Ф. Булгаковым.
Можно сказать, что, за исключением первой русской оценки философии Ницше В. Преображенским (1892 г.), почти все авторы, писавшие о Ницше в конце XIX века, были в той или иной мере последователями Нордау. «Злополучный безбожник», «циник, разрушитель общественного порядка», «декадент», «проповедник зла», «ниспровергатель всего святого», «несчастный гордец». Концепции сверхчеловека, вечного возврата, amor fati подверглись яростным нападкам со стороны Н. Федорова, договорившегося до того, что Ницше насаждал «древо смерти» (что особенно пикантно звучит в устах склонного к некрофилии человека, любовно оперирующего с «прахом» отцов).
Даже чуткий к литературной фальши Н. Минский умудрился обвинить творца «Заратустры» в «рабской преданности» — страсти «менять одного властелина на другого, возиться с цепями, надевать их и разбивать» (рабская преданность не очень вяжется с этим контекстом).
Надо признать, что вульгаризация идей Ницше в России возникла задолго до большевистских его фальсификаций — буквально с самого начала знакомства русской публики с входящим в моду писателем в начале 90-х годов. В немалой степени этому способствовало плохое знание и понимание самих этих идей, запоздалые и некачественные переводы, предвзятые комментарии, совершенно неправомерное и абсурдное уподобление и даже отождествление идей Ницше и Маркса. Поэт И. Ясинский, например, даже не скрывал, что в своем стихотворном цикле «Из отблесков Ницше» «придавал его сверхчеловеку облик большевика». По словам М. Кореневой, возникновение такого сверхчеловека большевистского толка не было чем-то случайным: «его „явление“ было вполне подготовлено не только литературной критикой, разработавшей этот образ Ницше, — он опирался прежде всего на определенную литературную традицию, точнее — тенденцию, которая наметилась в русской литературе середины 1890-х годов: подобно тому как образ Ницше-монстра, созданный усилиями критиков, „подкреплялся“ соответствующей псевдоницшеанской литературой, так и образ Ницше-революционера, Ницше-демократа находил опору в соответствующей литературе с ярко выраженной демократической направленностью».