Он поклялся легко, как клялся всегда; и смеялся в глубине души. Так старый вор соблазняет новичка. Перед выступлением Унголианта окутала себя и Мелькора покровом тьмы: Бессветием, которого не прозреть ничьим глазам, ибо оно – пустота. Потом медленно стала плести сети – вервие за вервием, с обрыва на обрыв, со скалы на утес, все выше и выше – покуда не добралась наконец до вершины Хиа́рментира, высочайшего пика в той области Мира, далеко на юге от великой Таникветиль. За тем краем валары не следили; западнее Пелоров земли были пусты и сумрачны, а восточнее гор, кроме позабытого Аватара, лежало лишь безбрежное море.
Но сейчас на вершине горы залегла Унголианта; она сотворила лестницу из сплетенного вервия и сбросила вниз – и Мелькор поднялся и встал рядом с ней на вершине, глядя на Хранимый Край. Под ними лежали леса Оромэ, а западнее золотилась высокая пшеница полей Йаванны и мерцали травы ее пастбищ. Но Мелькор взглянул на север – и увидел вдали сияющую равнину, где серебряные крыши Валмара блистали в смешенье лучей Тельпериона и Лаурелин. Тут Мелькор громко захохотал и помчался вниз по долгим западным склонам, и Унголианта неслась рядом, тьмою своей прикрывая их обоих.
А надо сказать, что то было время праздника, и Мелькор знал это. Хотя все времена года во власти валаров и в Валиноре нет ни зимы, ни смерти, жили они, тем не менее, в Арде, а это лишь малая песчинка в Чертогах Эа, чья жизнь – Время, текущее неостановимо от первой ноты до последнего хора Эру. И поскольку валары любили тогда облачаться, как в платье, в обличье Детей Эру – так сказано в Айнулиндалэ, – равно они ели и пили, и собирали плоды Йаванны, выросшие на Земле, сотворенной по воле Эру.
Потому Йаванна установила время цветения и созревания всего, что росло в Валиноре; и каждый раз в начале сбора плодов Манвэ устраивал великое празднество во славу Эру, когда все народы Валинора пели и веселились на Таникветиль. Теперь был тот самый час, и Манвэ объявил праздник более пышный, чем все бывшие со времени прихода эльдаров в Аман. Ибо, хотя бегство Мелькора предвещало грядущие труды и печали и воистину никто не мог сказать, какие еще раны могут быть нанесены Арде, прежде чем Врага одолеют снова, – в то время Манвэ решил исцелить лихо, родившееся среди нолдоров; и все были приглашены в его чертоги на Таникветиль, дабы отбросить рознь, что легла между их вождями, и навсегда позабыть об уловках Врага.
Были там и ваниары, и нолдоры Тириона, и майары собрались вместе, а валары облачились в красу и величие; они пели пред Манвэ и Вардой в их высоких чертогах и плясали на зеленых склонах Горы, обращенных к Древам. В тот день улицы Валмара были пусты и сходы Тириона безмолвны: земли дремали в мире. Лишь тэлери за горами по-прежнему пели на морских берегах; ибо времена года мало трогали их, они не задумывались ни о заботах Правителей Арды, ни о Тени, что пала на Валинор, – ведь покуда она не коснулась их.