Я только плечами пожала в ответ. Чего мне бояться? “Руслана”, который пережил испытание силы? Других учеников?
Что-то под сердцем свернулось темным клубком и твердило, что бояться нужно совсем не учеников, а того, что может подготовить само испытание.
– Понимаю вас, – сказал Льер. – Башня способна поднять с самого дна человеческой души такие темные силы, что человек и его козни меркнут перед их лицом.
– Сколько учеников раньше доходили до конца?
Льер на секунду задумался.
– Полагаю, что не меньше десяти, – мужчина тяжело вздохнул. – Орден – жесток. Даже если к концу всех испытаний останется в живых всего один или два ученика, то они будут считать это успехом.
Мужчина поджал губы и снова ушел в себя.
– Вы не одобряете?
– Единый оставил нам суровый мир, – уклончиво ответил Льер. – И этот мир требует осторожного обращения. Слишком в нем много опасностей, с какими не справятся слабые люди.
Он подался вперед, уперся локтями в столешницу и поймал мой взгляд, как паук ловит муху в паутину.
– Вы знаете, на что способен моховик, если ему на пути попадется обычный человек? – улыбка мужчины погасла, уступив место напряженной сосредоточенности. – Этот зверь похож на неприметный пень, если не знать, на что смотреть. Он способен играть с вашим рассудком, заставить подойти поближе, чтобы угодить в пасть, полную острых зубов. Он заманивает мелких животных, внушая им, что рядом с ним безопасно.
Льер умолкнул, и какое-то время мы пили травяной чай в полном молчании, которое нарушало только потрескивание поленьев в очаге.
– Единый оставил нам мир, пропитанный силами безжалостными и разрушительными. Они могут свести человека с ума, превратить его в чудовище. Они могут исказить суть самых обычных вещей, и справиться с ними способны только сильные, подготовленные воины.
Мужчина отставил чашку в сторону и заварил себе новую порцию отвара.
– Так что я понимаю, в чем смысл жестокого отбора в Орден. Но одобряю ли я такие методы? Нет. И мне страшно представить, что такое хрупкое создание, как вы, должны подвергнуться таким жутким проверкам.
– Не такая уж я и хрупкая, – буркнула я, уткнувшись в чашку.
Льер же только посмеялся, услышав это заявление.
– Вы храбритесь, но я привык заглядывать под оболочку. И внутри вы боитесь и сомневаетесь, как любой нормальный человек. Я заметил перевязь у вас под рубашкой. Вас наказывали?
– Да.
– А причина?
– Из-за меня погиб ученик.
Льер кивнул. Он не осудил и не удивился, не стал задавать больше вопросов. В его взгляде не отразилось ничего такого, что я ожидала там увидеть. Ничего, кроме глубокого сожаления.