И это сразу переносит мысль туда, в Москву, в Кремль. И невольно кажется, что все эти реющие над Волгой флажки-вымпелы, флаги вливаются в то огромное красное зарево — знамя, которое осеняет величественно-объемный купол дворца, где некогда Ленин вел заседание Совнаркома, посвященное плану ГОЭЛРО.
Поперек ажурной семидесятиметровой армоконструкции, воздвигнутой на бетонной круглой башне опоры воздушной дороги через Волгу, протянуто длинное алое полотнище: «Выше знамя социалистического соревнования в честь XX съезда КПСС! В декабре 1955 года дадим первый ток столице нашей родины — Москве!»
Всю ночь накануне на большой плавучей пристани, установленной в затоне, позади башни-опоры, шло последнее заседание «штаба перекрытия». И вот, наконец, умолкли на КП все пререкания, сомнения, назначен час главного удара — сброс в бушующий проран шестисотпудовых бетонных пирамид. Всю эту ночь в ярчайшем свете более чем двухсот прожекторов и в безмятежном сиянии яркой полной луны, далеко озарявшей Волгу и горы, шла подсыпка горной породы и камня, бухал в воду с костяным грохотом белесый камнепад: шло выравнивание подводного банкета.
Скорость воды в проране все увеличивалась. Перепад возрастал. И на рассвете Волга совладала-таки с камнем!
Неусыпный и вездесущий Асхат Пылаев, сменный прораб, позвонил Резцову на КП.
— Камень сносит, как пузыри! — прокричал он. — Что будем делать? Дальнейшую отсыпку камня считаю бесполезной!
Вздремнувший под утро в кресле Резцов вышел на ярко освещенный мост вместе с Кареевым. Позевывалось, познабливало. Только что к бровке моста подпятился самосвал и, вздыбив кузов, с грохотом обрушил в пучину белесо-желтый сыпень. И они оба смогли увидеть, как большущая глыба горной породы скользнула по касательной, ударяясь о гладкий горб водосвала, и, не успев пробить бешено несущийся водосвал, была отброшена далеко вперед и там исчезла среди бушующей пены.
— Этакие глыбы сносит! — сказал Резцов. — Ну что ж, видно, пора вводить в бой «катюши»! Посоветуюсь с Натальей Владимировной.
Но она уже сама подходила к ним.
Сперва многие на мосту удивленно посматривали на эту худенькую, смуглую с большими оленьими глазами женщину с прямым пробором темных, гладко причесанных волос. С утра до поздней ночи не уходила она отсюда, начиная с того дня, когда установили последний сцеп. Днем, когда было тепло, ее наряд составляла косынка, лыжный костюм, бутсы, которые, казалось, ей тяжеленько было таскать, а как только свежело — присоединялся ватник. Она была похожа на молодого корейца.