К утру пошел снег. Он падал в тишине. Поезд стоял на пустынном разъезде. Пятна света выхватывали сухой белеющий лес. Гудок локомотива завис в снежной пелене. Поехали.
Это был первый снег в том году, и день спустя мы пошли тропить зайцев. Снег был неглубокий, словно еще ждущий яркого солнца, чтобы растаять. Он пронзительно скрипел у нас под ногами. Мы были в тяжелых, грубых ботинках. Казалось, мы целую вечность не ходили по лесу. Да, собственно, так и было. От нас за милю несло охотничьим магазином.
Взошло солнце. Окраинные дома отчаянно засверкали разноцветными ставнями. Бревенчатые стены, все в красноватых жилах застывшей смолы, потеплели с виду. Они ласково встречали взгляд, отведенный от нестерпимо белого снега. Стояла тишина. Природа, выдохнув снег, затаила дыхание. Печной дым отвесно тянулся в вышину.
Войдя в лес, мы перестали щурить глаза и не спеша двинулись по заброшенной дороге в сопки, на старые солонцы.
К вечеру, подстрелив несколько рябчиков, брели вдоль еще не совсем замерзшего ключа. Временами наплывал гул проходящих составов. Возвращаться обратно по лесу не хотелось: ноги в тяжелых ботинках устали и промокли. После моря было еще тяжело. Дядя Сережа посмеивался.
Прихватил морозец. Ключ, замерзая, парился. Перед самой дорогой вошли в мелкий осинник. Русло стало шире, и в просвет среди ветвей мы увидели впереди небольшой бетонный мост и насыпь. Прибавили шагу. Вдруг серый камень, лежавший среди ерника на берегу ключа, резко подлетел вверх и помчался длинными скачками по берегу. Стас сорвал с плеча двустволку и стал целиться.
Заяц не успел до конца полинять. Ранний снег застал его врасплох. Этот снег его сейчас предательски раскрывал. Заяц выглядел непристойно грязным на белом снегу. Он рванулся было вправо, в осинник, но в той стороне яростно проревел паровоз: приближался очередной состав. Заяц заметался, запетлял.
Стас выстрелил. Картечь звонко зацокала, срезая мерзлые ветки осин. Выстрел придал зайцу храбрости, и он стремглав кинулся к мосту. На мгновенье слился с обледенелым серым бетоном, мелькнул снова и исчез под мостом.
Я взглянул на Стаса. Он и не думал стрелять второй раз. Старательно рассматривал ружье, но было ясно, что ружье здесь ни при чем. И дядя Сережа шутливо сказал: «Эх ты… Это тебе не по китам стрелять!» Лязг и грохот налетевшего на мост состава заглушил ответ Стаса. Он виновато улыбнулся и прокричал сквозь ухающий шум: «Пусть живет!»
Сухие метелки полыни торчали из-под снега по откосам насыпи. Я набрал снегу в рот. Он чуть-чуть горчил. Мы взобрались на насыпь и пошли по промерзшим шпалам вслед заходящему солнцу.