Прямой путь у Богу (Полосин) - страница 46
Это интереснейший пример апофатического богословия — выявление факта существования недосягаемого Бога путем отрицания любых антропоморфных и зооморфных качеств. Конечно, вне коранического Откровения, образующего собой цельную систему мировоззрения, подобные положения "природных", "народных" религий не могли отличаться философской стройностью и не могли полностью избавиться от самодеятельных посюсторонних духов-богов, но все же они оказались последовательнее византизма, который прямо утверждал вездеприсутствие Божества.
Жрецы новой греко-иудейской веры объявили в Х — XI веках весь национальный фольклор "поганым", а его носителей физически уничтожали. И то, что в фольклоре тянулось к единобожию, то, что служило целям национального самоопределения, рождению образа национального Спасителя, было подавлено, а самые невежественные суеверия выжили под иудейскими и греческими именами, остались непобежденными в глубинах народного сознания и господствуют до сих пор. Несмотря на тотальную церковную цензуру в Московском царстве, в народе сохранились не только полускрытые под христианскими именами образы земли, но и прямые религиозные обращения к ней. Так, в покаянных книгах XV века оскорбление земли приравнивалось к оскорблению родной матери, а в Сибири и в XIX веке среди старообрядцев и ряда официальных православных можно было встретить молитву: "О мать-сыра земля, прости, прости меня!" Для полностью неграмотного человека (а в 1897 году это 76 % населения Российской империи) такие христианские термины, как "Божья Мать", "Богородица", могли ассоциироваться только с тем, что он перенял от родственников, соседей и "каликов перехожих", то есть через устную традицию.
Яркую иллюстрацию такого восприятия дает великий писатель Федор Достоевский в романе "Бесы". Марья Тимофеевна, хромоножка-провидица, которых всегда почитали в верующей православной среде, на вопрос, что есть Богородица, отвечает: "Великая мать, упование рода человеческого". На что другая старица уточняет ей: "Богородица — великая мать-сыра земля есть, и великая в том для человека заключается радость. И всякая тоска земная и всякая слеза земная — радость нам есть; а как напоишь землю слезами своими <…> на пол-аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься. И никакой <…> горести твоей больше не будет" >2.
Насильственное насаждение иудейско-византийской мифологии, с одной стороны, уничтожило русское национальное самосознание, базировавшееся на языческой мифологии, с другой — пресекло и ростки древнего монотеизма. Смешение русского язычества с византийским и с остатками иудео-христианства дали следующую картину: место образа еще не сформировавшегося победителя земного тяготения — национального сверхчеловека, русского Одиссея, занял образ вечного раввина "по типу Мелхиседека", который умилостивил своей кровью земную стихию и стал "духовным" победителем зла — телесно воскрес, вознесся и вечно пребывает на Небесах. Но земные люди не имеют возможности подражать ему — богочеловеку, небожителю — в его "космической" победе над злом, им-то надо бороться с реальным земным злом. А как? Ведь реальное историческое христианство воспитывает не сильного человека-борца, а смиренного хлюпика, который вместо активной социальной позиции и физической нейтрализации зла может лишь подражать "смиренному до смерти" Мошияху в его крестном самопожертвовании, подставлять под удар зла другую щеку в надежде исключительно на будущее избавление от зла за гробом.