Все эти годы она изучала почерк Дженни. Крошечные синие тропки на полях учебников и распечаток. Долгие часы в сыром, но дружелюбном кабинете, пойманные рукой Дженни и преподнесенные Элизабет, как насекомое в банке. Спасибо… но теперь настал ее черед делать подарки.
Однажды, много лет назад, Дженни заговорила во сне.
– Она видела рыбу в ручье.
Вот что сказала однажды глубокой ночью Дженни. В ее голосе было столько доверия и облегчения. Она разговаривала с Элизабет. Определенно. Элизабет словно бы увидела себя в ее сновидении, увидела, как они сидят вдвоем на полу и говорят о том, о чем никогда не разговаривали. Вот почему в ту секунду она посчитала себя вправе отозваться, разрешила себе единственный раз вторгнуться в сознание подруги.
– Рыбу? – мягко произнесла Элизабет.
– Она хотела, чтобы я пошла посмотреть.
– Кто? – Осторожно, осторожно.
– Мэй.
– А где ты была?
– Я была занята. Столько дел.
– Понятно. Заготовка дров, да?
– Она у меня была в длинных штанах, там ведь сплошные кусты.
– Это ты хорошо придумала.
– Можно поцарапаться, обгореть. Змеи тоже.
– Ты хотела ее уберечь.
Очень спокойно:
– Да, да. – Затем с ноткой паники: – Кого?
– Мэй, – сказала Элизабет.
– Мэй? – Боль в голосе Дженни. – Мэй? Мэй?
Элизабет – сердце колотится – стучала кулаком в стенку, пока не услышала снизу шумный вздох. Затем Дженни перевернулась на другой бок и снова погрузилась в сон.
Длинные штаны среди кустов. Длинные штаны под солнцем. В день убийства Дженни переживала, как бы дочку не укусила змея, как бы у нее не обгорели ноги. Что бы ни двигало рукой с топором – то был не умысел и не мысль. Нет, топор зацепился за инерцию чувства, которое уже прошло. Это можно будет упомянуть на слушании, если дело дойдет до слушания и если ее попросят выступить, что вполне вероятно, ведь в конце заявления, там, где надо указывать поручителя, почерком Дженни выведена фамилия Элизабет.
Какие выбрать слова? Как придать всему этому форму?
Для меня это первая возможность просить об условно-досрочном освобождении, и я использую ее со смирением и безо всяких ожиданий. Мой поступок простить невозможно – ни вам, ни мне, ни Богу, ни кому-либо еще, живому или мертвому.
Кроме Элизабет
Элизабет меня простила
Элизабет отпустила меня
Элизабет просто чу…
Этот черновик она тоже порвала.
Дженни, конечно, сможет ее остановить. Сказать комиссии, что не подавала заявление, что это все Элизабет. Или что чувствует себя угрозой для общества, так что лучше им ее не выпускать. Нет ничего на свете, чего она хотела бы меньше, чем выйти на свободу.