— Правильно. Лучше поздно, чем никогда. Давай-ка снимай свои «лебединые штаны» и помогай нам, — ворчал я, но в душе был доволен, что и Юрка вернулся к нам. В конце концов, он не оказался хуже Тани. Не оставил меня в беде. Теперь обойдемся без катера. Все трое мы снова полезли в воду. Помощь третьего человека оказалась существенной. «Пигмей» сдвинулся с места, и вскоре мой ботик уже плавал.
— Всё в порядке. Пошли, — заявил Юрка, прыгая в кокпит «Ершика». — А холодно всё же.
— Спасибо, ребята, — с чувством проговорил я, натягивая на мокрые трусы свой клеш.
— Не за что, — вежливо откликнулась Таня.
— Пусть Таня идет вперед. Это будет по справедливости, — благородно предложил Юрка.
Наверное, он опять хотел произвести хорошее впечатление.
— Вот еще. Чего это я как дурочка одна приду. Придем все вместе.
В клубе нас встретил рассерженный Белов.
— Где вы пропали? Я уж хотел катер за вами посылать. По времени вы все проиграли.
— Мы, Александр Александрович, «Пигмея» с мели снимали. Крепко выскочил на Кошкину косу, — хмуро сказал я.
Начальник клуба кивнул головой:
— Что ж поделаешь, если так. Завтра после мастеров гоняться будете. Повторно… Только больше на мель не садиться.
Мы поставили наши ботики к бонам. Таня пошла переодеваться. Мы с Юркой сидели на скамейке и поджидали ее.
— Вот так оно и бывает, — неожиданно сказал Юрка. — Я был всё-таки прав. Хорошая девочка. Боевая, а?
— Хорошая. Молодец. Очень даже хорошая, — добавил я, вспоминая о том, как лихо Таня помогала снимать с мели «Пигмея», какие у нее яркие красивые глаза и как мило уложены косы.
— Очень? Тебе же она не нравилась? — ревниво спросил Юрка.
— Я не думал, что она такая…
Вышла Таня — в синей юбке и белой кофточке.
— Ну что, мальчики? Домой?
— Домой.
Когда мы втроем, Таня посредине, а мы с Юркой по бокам, шли по Крестовскому проспекту, наступили сумерки. Ветер затих совсем, и деревья стояли неподвижно, ярко очерченные на темносинем фоне неба.
Говорить не хотелось. Юрка мурлыкал песенку. Нам было хорошо.
Капитан большого товаро-пассажирского парохода «Метеор» Джемс Томас Лейн, по прозвищу «Бэби», считался хорошим парнем. Он никогда не отказывал в выпивке желающим опрокинуть стаканчик на чужой счет, щедро платил за мелкие услуги и абсолютно не интересовался политикой.
Прозвище тянулось за ним из колледжа, где мальчишки, увидев краснощекого, с пухлыми губами новичка, сейчас же назвали его «Бэби». Лейн до сих пор сохранил хороший цвет лица, кроме того он умел ослепительно улыбаться. Это тоже вызывало у людей симпатию к капитану.