– Надеюсь, только на это и надеюсь, – прошептала на грани слышимости.
Домой я приехала ближе к полуночи. Родителей предупредила, что в нас врезались, они убедились, что мы без травм, спросили не нужно ли чем-то помочь, но узнав, что ни чего серьезного, успокоились и сказали, дверь на щеколду запирать не будут, чтоб я могла ее открыть ключами. Вообще их отношение к Саше меня обескураживало. Они принимали его всего от пяток до макушки. Я не слышала ни единого слова против. Когда я спросила об этом маму, она ответила. «Александр замечательный молодой человек, и он нам безусловно нравится, потому что он нравится тебе. Мы его воспринимаем через призму твоего отношения». Я тогда крепко задумалась над этими словами, но не в свете моих взаимоотношений, а в свете Тани и Игната. А что, если они радовались этому уроду только потому, что думали, что сестра его любит, а та в свою очередь не хотела их разочаровывать? Замкнутый круг.
Но сегодня мои мысли были о другом. Точнее нормальных, плодотворных мыслей не было ни одной. В душе зияла пустота. Каково это встретить человека, с которым уютно, тепло, надежно, и знать, что в любую минуту его не станет? А ты бессилен что-либо изменить. Вот оно самое страшное проклятие для разумного – осознание собственной никчемности.
Я лежала на кровати переваривая сегодняшний вечер. Кот, чувствуя мое беспокойство, свернулся на груди маленьким белым клубком. Слезы тихо она за другой катились из глаз. Не было ни всхлипов, не рыданий. Ничего не было. Пустота. Так, наверное, ощущают себя жены, провожая мужей на войну. Не зная, что им уготовано, женщинам остается лишь молится. Понятия не имею есть ли толк в молитвах, но одно я знала точно, если в этом дрянном мире Александр погибнет, я наизнанку вывернусь, но попаду в свиту Призрачного Охотника. «Слышишь, Охотник! Я буду отравлять тебе вечность, как ты отравил мне жизнь! Только посмей его прибрать к рукам, и я стану твоим личным адом!». За окном громыхнуло. Словно подтверждая, что мои слова услышаны и приняты. По спине пробежал липкий холод. Потом пришло спокойствие. Услышал? Вот и замечательно! Началась сухая гроза. Первая в этом году, и крайне редкая в холодном апреле. Я села в кровати. Напротив меня пождав ноги к груди расположилась сестра.
– Кто такой Охотник? – спросила она, и полыхнувшая молния блеснула страхом в ее глазах. Видимо, свое проклятье я сказала вслух, и Татьяна услышала.
– Никто. Сон приснился.
– Интересно ты спишь, с открытыми глазами, полными слез. – Значит давно сидит, что ж может оно и к лучшему. Вот так всегда мечешься, думаешь, что еще не время, а потом раз и поздно.