Я отбыла свое в Катаме, так что, разумеется, грамотностью не обделена. Но, как большинство вменяемых людей, читаю только вменяемые вещи: оперы, вестники, дрянные приключенческие романы и так далее. Лиетт же приберегала лучшие книги для спальни. Самые массивные и изысканные тома аккуратно лежали на столиках, на софе, а на комоде красовался самый внушительный, в черном кожаном переплете.
«Последний шепот императора», – узнала я.
Потому что сама его и принесла ей.
Что ж, еще одна вещь, на которую я старалась не смотреть. В этом доме таких, видимо, полным-полно.
Я тихо шагнула к гостиной и, увидев там Лиетт, замерла в дверях. Она стояла посреди хаоса из листов и переплетов, не подозревая, что я наблюдаю за ней.
В руках она держала мой палантин. Подняла его неуверенно, словно он состоял из острых граней, а не из мягкой ткани. Медленно обернула вокруг плеч, глубоко вздохнула, улыбнулась.
Я вспомнила, как она сделала это в первый раз. Она спросила тогда, что же я за женщина, если мне нужна подобная защита. Я ответила, что женщина честная, которая время от времени попадает в небольшие переделки.
Первая ложь, что она от меня услышала.
И не последняя.
И, если искать хоть какое-то утешение в том, что случилось на следующий день, я убедила себя, что лгала ей и похуже.
Я осторожно прикрыла дверь, громко прокашлялась. А когда наконец вошла, палантин оказался на спинке стула, а взгляд Лиетт – на открытой книге.
Рядом на столе лежал простой обрывок листа, который я нашла среди вещей мертвеца.
– Полагаю, надеяться, что ты не израсходовала всю горячую воду, вряд ли стоит? – поинтересовалась Лиетт, не поднимая головы.
– Я способна разочаровать тебя массой способов, – отозвалась я, забирая палантин и усаживаясь. – И раз уж я не притаскиваю тебе на порог трупы и не устраиваю у тебя дома перестрелки, я бы сказала, что израсходовать горячую воду – это всего лишь цветочки.
– М-м-м. – Лиетт окинула меня взглядом поверх очков. – Ты как всегда заботлива.
– Ну, я еще и прелестна, но не будем отвлекаться. – Я подалась ближе. – Прочитала?
Ответом было задумчивое «хм-м». Послание Дайге, подписанное именем Джинду, лежало в небольшом кругу из чернильниц, мешочков и перьев. Изящный пальчик Лиетт скользил от символа к символу, постукивая по листу.
– Сюда приложил руку Вольнотворец. Тоже чарограф, – произнесла она. – Знаки начертал Разочарованный-Автор-Сжигает-Свой-Дом-в-Полночь.
Я вскинула брови, впечатленная.
– Длинное имечко. Важная, должно быть, особа.
– Не пойму, это сарказм или невежество.
– Я тоже. – Я указала на чернильницы. – Значит, и это его?