– Я была готова признать, что ты просто очередной головорез, – прорычала она. – Очередной скиталец, который шлялся по пустыне и волею случая попал в историю не по зубам. Я была готова сделать этот разговор легким, а твою смерть – безболезненной. Пока ты не произнесла эти имена.
Сэл и глазом не моргнула, несмотря на руки Третты на своем вороте и на горячее дыхание, обдававшее лицо с каждым словом. Пленница безучастно смотрела в ответ.
– Значит, друзьями нам не стать? – поинтересовалась она.
Третта швырнула ее на стул так, что он проскрежетал по полу и с грохотом врезался в стену. Голова Сэл ударилась об стену почти беззвучно. Пленница подняла закованные в кандалы руки к затылку, на пальцах осталась кровь. На лице Сэл не отразилось даже намека на боль или страх. Третта ткнула в нее пальцем.
– Пока ты не произнесла эти имена, тебя ждала быстрая смерть. Но уверяю, я доставлю сюда допросчика из штаба самого Великого Генерала, и он выбьет из твоей пасти все до последнего слога, если ты сейчас не выложишь то, что о них знаешь. – Она вскинула палец перед лицом Сэл. – Единственный шанс. Не испытывай мое терпение.
Как и у всякого солдата Революции, карьера Третты Суровой измерялась не временем, а кровью. Третта смотрела в глаза имперской сволочи, подонков-скитальцев, дезертиров-контрреволюционеров и видела в них всю ненависть, злобу и страх, которые умирающий изрыгал в мир, прежде чем проронить последние капли крови в пыль. Но в тусклом свете камеры, в холодной голубизне глаз пленницы Третта увидела то, с чем прежде никогда не сталкивалась, уже второй раз за тот день.
Сэл глядела на женщину, которая могла приказать ее пытать, расчленить или бросить на съедение псам, и только безучастно и устало вздыхала.
– Ладно. – Она откинулась на спинку стула. – Полагаю, если имена тебе известны, ты слышала и о Заговоре против Короны.
Третта кивнула.
Шпионы-ноли в столице докладывали Уэйлессу о неумолимо растущем недовольстве среди магов Империи. Как только раскрылось, что будущий Император, юный Алтон, совершенно не обладает магическим даром, они подняли восстание.
Сие было доказательством, как утверждали философы Революции, неимоверного высокомерия Империума. Маги едва считали нолей людьми и не стали бы подчиняться одному из них. На одной чаше весов оказались десять тысяч лет верности империи, которую они выстроили. На другой – десять тысяч лет власти. И маги сделали свой выбор.
Они выбрали войну.
Одни открыто бунтовали и нападали на бывших товарищей. Другие без лишнего шума ускользали в Шрам, становились скитальцами, искали наживы.