От боли и жалости к себе хотелось плакать. Лиска вспомнила, как егерь ласкал губами пальчики её ножек, кожу на пяточках – нежную, розовую, бархатистую. Как и любая нормальная девушка, она тщательно, по всем правилам следила за ними, стараясь поддерживать в идеальном – нет, в идеальном! – состоянии: с регулярным педикюром, тщательным удалением загрубелостей и натоптышей. А это ох, как нелегко в Лесу, где главный способ передвижения – на своих двоих, где, как класс, отсутствуют тротуары, туфли на шпильках и спа-салоны. Выручали кой-какие снадобья, о которых замкадные модницы могли только мечтать.
И вот, пожалуйста: ступни в глубоких порезах и кровавых ссадинах, пальцы сбиты. И это почему-то расстраивает куда больше, чем то, что по её вот-вот следу ринется, завывая и улюлюкая, погоня с жуткими псами-чупакабрами.
А значит – придётся пересилить себя и встать. Далеко на таких ногах, конечно, не уйти, остаётся надеяться, что татуированному мерзавцу и его подручным пока время не до неё.
Лиска ухватила за лямки верхний рюкзак – на самом деле, это был солдатский вещмешок – и вытащила из ямы. Узел, стягивающий горловину, сопротивлялся недолго, и когда он поддался её острым ноготкам, на землю высыпалось содержимое: комплект солдатского бязевого белья, выцветшая, штопаная гимнастёрка («хэбэ бэу» – всплыло слышанное неизвестно где) и увесистый свёрток в промасленной бумаге. Кроме того, в «сидоре» (так, кажется, называют это древнее приспособление?) нашёлся завёрнутый в тряпицу котелок, содержащий невеликий запас провизии: шмат копчёного сала, скрученные полоски вяленой оленины, две саговые лепёшки и ломтик добрынинского виноградного лаваша. Заинтересованно принюхивавшегося щенка девушка угостила олениной, а сама обошлась «лёгкой закуской лесовика» – кисло-сладким, клейким лавашом, застревавшим между зубами и восхитительно таявшим на языке. Увы, запить лакомство было нечем: флягу хозяин вещмешка забрал с собой, и теперь из неё, надо думать, пили негодяи-грачёвцы.
Жизнь потихоньку налаживалась, пришло время заняться ногами. Припомнив слова Чекиста – «тряпками замотаем, что ли…» – Лиска разорвала на полосы рубаху с гимнастёркой и тщательно, в несколько слоёв, укутала многострадальные ступни. В последний момент, повинуясь толчку интуиции, она обильно смазала раны и ссадины салом. Получилось уродливо, но мягко – теперь хотя бы не надо было при каждом шаге сдерживать болезненный стон. Мимоходом Лиска пожалела, что не умеет плести лапти, вроде тех, что носят иногда фермеры – поверх эдаких «онучей», или как там это называется, смотрелось бы вполне органично.