– Тридцать комплектов, как условились. Безразмерные. Сандалии тоже есть, плетёные – заказали у фермеров в Боброхатках. – Сама проверила?
– Сама.
– И напоследок! – Хвост повысил голос. – Каждый из вас получит по два «слизня».
Шум в палатке сразу стих. Люди смотрели на командира с недоумением и даже страхом.
– Слизни, значит? – кто-то в задних рядах длинно выругался. – Это что же, нам за МКАД больше шагу не ступить?
«Слизни», продукция Обителей, напоминали популярные некогда игрушки «лизун» в виде комка силиконового геля. Будучи пришлёпнутыми к ране, они почти мгновенно останавливали кровь, выполняя, заодно, функции обезболивающего и антисептика. Ярко- зелёные «живые компрессы» стоили очень дорого, и имели один, зато очень серьёзный недостаток – после первого же применения у пациента с вероятностью девяносто процентов развивался Зов Леса в самой тяжёлой форме.
– Ну-ну, больше оптимизма! – отозвался Хвост. Он нацепил перевязь через плечо. В её кармашках помещались толстостенные стеклянные баночки с притёртыми крышками – «слизни» не терпели контакта с металлом.
– Надеюсь, обойдётся без раненых в наших рядах. А вот подопечным может и достаться, что при прорыве, что в Лесу, по дороге. Но «зеленушкам» путь за МКАД так и так заказан, так что применяйте «слизни» без колебаний. Главное – довести живыми. Неиспользованные сдавать мне. Кто вздумает зажать – пусть пеняет на себя, уши отрежу!
– …Зелёный Прилив застиг старика в Гнесинке, прямо на занятиях – он вёл класс по скрипке. Студенты усадили его в машину и повезли из города. Профессор вырывался, требовал, чтобы заехали к нему домой, за «Страдивари»…
Напраники устроились на большом трухлявом бревне, за околицей. Егерь не пожелал обсуждать дела в трактире – «видал, как трактирщик перед Треном лебезил? Клык на холодец, стучит ему! Тут все стучат друидам, прихвостни чёртовы…» – и отправился на свежий воздух в поисках местечко поукромнее.
Бич сорвал с кустика ветку и стал меланхолически обдирать.
– Говоришь, он жил в районе Маяковки?
– Да, в паре кварталов от площади. Большой восьмиэтажный дом, квартира окнами на Тверскую.
– Тверская – это хорошо. Меньше, чем за сутки доберусь.
Егерь провёл в пыли несколько линий, подумал, добавил ещё одну.
– Вот, студент, гляди: отсюда до Белорусской, дальше в обход. Тверская-Ямская сплошь заросла, не пробиться. Это самый сложный участок, а дальше, за Маяковкой, начинается Ковёр. Под ним весь центр между Садовым и Москвой-рекой.
Егор сверился с блокнотом.
– Профессорский дом на углу переулка, выходящего на Тверскую. Балкон над крайним слева эркером, пятый этаж.