Искупление кровью (Жибель) - страница 128

Приходит ночь. Сорок восемь часов пытки.

Голод, жажда. Холод. Грязь повсюду на теле, все еще обнаженном. Боль, умноженная многократно. Тысячеглавая змея, вонзающая ядовитые зубы в каждую клеточку застывшей плоти.

Наконец-то сон… Коленями на полу. Затылок упирается в решетку. Она настолько изнурена, что уснула бы и стоя. Но они скоро возвращаются. Грубо пробуждают ее. Пинками. Она выкрикивает какие-то слова, без всякого смысла. Полные ужаса нет, трагические довольно.

Они тоже орут. Требуют замолчать. Она подчиняется. Ей показывают чашку горячего кофе, ставят на пол в другом конце камеры. Развязывают ноги.

— Пойди возьми!

Идти она не может, мышцы ног затекли. Она ползет, находит приманку. Как же пить, когда связаны руки? Ангел опрокидывает чашку, кофе выливается на пол.

— Придется полизать!

Она колеблется. Да, колеблется. Но в конце концов поднимает на него глаза:

— Нет.

Он изумлен. Сидя на полу, Марианна ждет продолжения. Их фантазия, не знающая предела, должно быть, измыслила целый набор варварских пыток. Но нет. Ее всего лишь бьют. Снова. Особенно усердствует тот, с гламурной картинки. Другим вроде бы это прискучило. Или дошло, что ее не сломить.

Ожидалось, что она будет умолять, просить прощения. Унижаться. Раскаиваться. Но они получили только страдание, больше ничего. Марианна терпит. Терпит ее беззащитное тело. Ангел продолжает лупить. Выплескивает ярость, копившуюся годами.

Она понемногу теряет сознание. В полночь, нещадно избитая, Марианна уходит.

Даже ведро воды не приводит ее в чувство. Она уже плывет в лимбе ужаса.

Но просыпается на заре. Просыпается. Это кажется невероятным. Несколько минут она думает, что мертва. Но неужели и в смерти этот гнусный застенок…

Тогда она осознает, что еще жива. Руки по-прежнему связаны за спиной, проволока наверняка прорезала руку до кости. Впадая в какое-то новое состояние, она медленно скользит в бездну безумия. Ногой не нащупать ничего, кроме пустоты, один шаг отделяет ее от падения без возврата.

Меня зовут Марианна… Мне двадцать лет. Я… совершила преступление. Она твердит это без конца. Образы. Люди. Имена. Воспоминания. Одно хуже другого. Парад ее сучьей жизни…

Ей больше не холодно. Она лежит в собственной крови, еще теплой. В собственной моче, еще горячей… Долгие, долгие часы. Забитая до смерти, запачканная, готовая перейти в мир иной. Не оставив по себе сожаления. Угрызений совести. Любви.

Пока наконец чье-то лицо не склоняется над ней. Этого лица она никогда не забудет. Лицо женщины, директрисы тюрьмы. Ее глаза, полные ужаса.