Уединившись у себя в кабинете, Даниэль обдумывал стратегию дальнейшего укрощения Марианны. Но мысли о Жюстине ему не давали покоя. Что, если она донесет? Он этого немного боялся, это выбивало его из колеи. Даниэль зашел в раздевалку переодеться, стал разглядывать себя в зеркале. Удар в челюсть оставил след. Завтра он не будет бриться, чтобы скрыть уже наливающийся синяк.
Вынув из ящика несколько зерновых батончиков, Даниэль спустился во двор. Он любил наблюдать за тем, как заключенные, собравшись все вместе, пользуются полусвободой. Во время прогулки он выявлял напряженные отношения, наличие кланов, видел, кто страдает, а кто лучше переносит невзгоды заточения, выковав себе для сопротивления кольчугу. Достаточно было понаблюдать. Это и делала сейчас Жюстина, стоя на верху лестницы. Она прекрасная надзирательница. Она в конце концов поймет…
Когда Даниэль подошел, она отвернулась, как обиженная девочка.
— Хочешь передохнуть? Я могу здесь побыть немного…
— Нет, спасибо. Обойдусь.
— Ладно… Ты на меня рассердилась?
— Сама не знаю, — призналась та, потупив взгляд. — Просто не знаю… Не знаю, и все.
— Если хочешь, мы еще вернемся к этому разговору…
— Да. Разумеется…
Он направился к камере 119. Эмманюэль, которая сидела на своей койке, устремив взгляд в пустоту, вздрогнула, когда начальник вошел. Еще не привыкла, что входят без стука.
— Как вы? Вас отведут к врачу, чуть позже…
— Да, спасибо, месье.
Прежде чем оставить Эмманюэль в ее полном отчаяния созерцании, он забрал пачку «кэмел». Еще раз зашел в комнату надзирателей, приготовил там чашку кофе и наконец спустился в подвал. Открыл дверь, помедлил перед решеткой. В полутьме разглядел Марианну, все еще лежащую на полу. Она ни на сантиметр не сдвинулась, так и лежала на боку, в позе зародыша. Он вдруг ужасно перепугался. Поставил чашку на пол, встал перед ней на колени.
— Марианна? Слышишь меня?
— Отвали…
Вздох облегчения. На какой-то миг он подумал…
— Давай вставай! Нам нужно поговорить!
Девушка отказывалась повиноваться, и тогда он силой развернул ее к себе. Ожидал увидеть лицо, залитое слезами раскаяния, смешанными с кровью, но глаза ее были сухи. Даниэль дал ей пачку бумажных платков и отошел в сторону.
Марианна протерла лицо и шею, потом присела у стены, невольно застонав от боли. Тогда она и заметила чашку кофе.
— Это тебе. С тремя кусками сахара.
Главное, не благодарить, не показывать, насколько это тебя зацепило.
— Не хочешь? — изумился офицер.
— Чтобы доставить тебе удовольствие, — процедила она сквозь зубы, поднося чашку к губам.