— Нет. Думаю, она достаточно наказана. Она меня ударила, я дал сдачи. Только такие методы действуют на нее. Вы не согласны?
— И все же! — не унималась Дельбек. — Это идет вразрез с…
— Регламентом? Нужна вам лишняя бумажная волокита, Моника? У вас мало работы?
Моника перестала протестовать, зато вступила Жюстина:
— Вчера Марианна отказалась от прогулки. И сегодня тоже не вышла…
— Это ее право, — бесстрастно заметил шеф.
— Она не смогла пойти на прогулку потому, что не держится на ногах! Я хотела отвести ее в санчасть, но она отказалась.
— Значит, ей это не нужно… Прекрасный кофе! Вы его приготовили, Моника? По-настоящему вкусный. Мои поздравления! А мадам Оберже?
— Еще жива, — отвечала Дельбек. — Она тоже отказалась выйти во двор. И… женщины в курсе насчет нее… За что ее посадили.
— Уже? — изумился шеф. — Быстро же разлетаются новости в нашем тесном мирке!
— Думаю, это Соланж проболталась, — сказала Жюстина.
— Почему сразу Соланж? — возмутилась Моника. — Любая заключенная могла узнать ее по фотографии в газете или даже увидеть по телевизору!
— Не важно, — заключил Даниэль. — Если она решится выйти во двор, следует глаз с нее не спускать. То же самое — в душевой. Усиленный надзор…
— Почему бы не прибегнуть к одиночному заключению? — спросила Моника, с облегчением проглотив последнюю ложку супа для похудания.
— Доктора говорят, она не вынесет изоляции, — объяснил шеф. — Склонна к самоубийству…
— Отдать ее на съедение во дворе — все равно что самоубийство. — Жюстина упрямо настаивала на своем.
— Я это прекрасно знаю, — согласился Даниэль. — Но у нас нет выбора! Хоть Марианна усвоила, что не должна ее трогать: уже хорошо.
— Она не в том состоянии, чтобы кого-то трогать! — снова пошла в наступление Жюстина. — Но когда к ней вернутся силы… Если когда-нибудь вернутся…
Даниэль поставил чашку в раковину с такой силой, что от нее откололся кусочек.
— Что ты такое плетешь! Она вовсе не умирает, насколько мне известно! Она даже неплохо себя чувствовала, когда я ее привел в камеру.
— Кстати, я ждала до восьми вечера, а вы так и не поднялись, — продолжила надзирательница, будто что-то заподозрив. — Это почему?
— Ей нужно было излить душу.
— Тебе?
— Да, мне! И я выслушал ее, не пожалел времени… Видишь, не такое уж я чудовище!
Жюстина вдруг почувствовала себя обездоленной. Обычно девушка ей изливала душу.
— Но все же ты ее отделал как следует.
— Сразу видно, что ты никогда не дралась с Марианной!
— Когда ее вели в карцер, она была в наручниках.
Даниэль уселся. Беседа явно начинала его тяготить. Он закурил. Моника поспешно открыла окно и закашлялась, для проформы.