— Не понимаю, о чем идет речь, — прошептал я.
— Послушай, что я тебе скажу, Джонни. Я могу тебе помочь. Больше никто тебе не поможет. Встретимся и потолкуем.
Я бросил трубку и некоторое время молча сидел, уставившись в чертежную доску.
— Неприятности, Джонни? — спросил Фриц.
Я покачал головой. Пока неприятностей, собственно, не было. Я затруднялся подыскать слово, которым можно было бы определить происходящее.
Фрэнк Джефф попросил меня зайти к нему в кабинет. Джефф — жестокий, безжалостный человек, пытающийся, однако, идти по жизни с неизменно приветливой улыбкой. Обязанности между компаньонами распределялись следующим образом: Штурму отводилась роль пугала, а Джефф, напротив, казался воплощением любезности, словно сердце у него было из чистого золота. А так как всем нам недоплачивали, подобное распределение функций было для компаньонов чрезвычайно удобно.
Джефф — толстяк со сливообразной головой и несколькими подбородками.
Он ведет счастливую семейную жизнь с женой и тремя детьми, находящимися в Коннектикуте, исполняет обязанности дьякона в церкви и содержит под крышей одного из небоскребов маленькую квартирку, где удовлетворяет острую потребность разнообразить интимные контакты с представительницами прекрасного пола. Такие, во всяком случае, ходят в нашем офисе сплетни, подкрепленные рассказами нескольких использованных и отвергнутых машинисток и секретарш. Что до меня, то он может держать гарем, лишь бы повысил мне жалованье и сократил сверхурочные.
Впрочем, он пригласил меня не для того, чтобы повысить жалованье. Он изучал мой последний чертеж и, когда я вошел, с любопытством воззрился на меня со своей дежурной улыбкой. Потом поинтересовался моим самочувствием.
— Я чувствую себя нормально, — ответил я.
— Присядь, Джонни. — Я сел в кожаное кресло возле его письменного стола. — Выглядишь ты ненормально. У тебя вид больного человека. Не знаю, как иначе это объяснить. — Он махнул рукой в сторону моего чертежа. — Работу ты запорол. Конечно, каждый может ошибиться, но так!.. Кроме того, ты опоздал. — Он покачал головой. — Что касается меня, можешь являться в десять или даже в одиннадцать, главное, чтобы была сделана работа. Однако не всё зависит от меня. Не я устанавливаю правила, которые обязаны соблюдать все. Вот так, а теперь забудь о моих словах. У тебя неприятности дома?
— Я неважно себя чувствую, — ответил я. — Конечно, когда меня спрашивают, я говорю, что всё нормально. — Я пожал плечами. — В общем, чувствую себя погано. Знаете, бывают такие дни.
— Может быть, ты всё же болен, Джонни?