Вновь послышался звонок. На этот раз он был громким, требовательным. Я сказал себе: «Сейчас он войдет. Потянет ручку, откроет дверь и войдет».
Однако никто не вошел. Алиса пошла открывать дверь, а я остался сидеть на месте. Признаюсь, мое мужское самолюбие было уязвлено значительно глубже, чем допустило бы большинство мужчин, и безусловно сильнее, чем я предполагал.
В нашем крохотном домике идеальная слышимость. До меня отчетливо доносилось каждое её слово, когда, открыв дверь, она сказала:
— Добрый день, вы мистер Энди? Пожалуйста, входите.
Я продолжал неподвижно сидеть с бешено колотящимся сердцем. В голову лезли нелепые мысли — почему, например, она называет его мистером Энди? Неужели не понятно, что Энди имя, а не фамилия?
— Входите же, мистер Энди, — повторила она. — Я — мисс Кэмбер. Вы желаете поговорить с нами?
Я поднялся. «Надо подойти к дверям, — сказал я себе. — Мужчина я, в конце концов, или нет?»
— Энди — мое имя, — послышался его голос. — Его мне дали при крещении, миссис Кэмбер. Моя фамилия — Кэмбозиа.
— Очень похожа на нашу фамилию, — любезно продолжала Алиса. — Я имею в виду — Кэмбер и Кэмбозиа. Вы не находите такое совпадение знаменательным?
Молчание. Я мысленно представлял, как Энди стоит у открытой двери, пытаясь понять, что за женщина перед ним — плотная, веснушчатая, с голубыми глазами и забавным английским произношением. Люди его типа раскладывают представительниц женского пола по полочкам — они или «девки», «дешевки», «подстилки», или находятся за пределами разумной цены, что лишает их статуса рыночного товара. Алису он, видимо, затруднялся отнести к какой-либо из этих категорий.
— Проходите же, мистер Кэмбозиа, — повторила она. — Мой муж ждет вас. Ведь вы хотели поговорить с нами обоими?
Услышав, как захлопнулась дверь, я вошел в гостиную, где уже находился Энди. У него был недоуменный вид. Он переводил настороженный оценивающий взгляд с меня на Алису.
— Вы любите послеполуденное солнце? — спросила Алиса.
Солнечные лучи буквально затопили гостиную. Они проникали через широкое окно, из которого открывался удивительно красивый вид на окрестности, являвшийся предметом семейной гордости.
— Кое-кто из моих знакомых, — невозмутимо продолжала Алиса, — утверждает, что от солнца выгорает обивка мебели и ковры, но скажите, какой прок от красок мебели, если вы лишаетесь красок жизни? Там, где я росла, мистер Кэмбозиа, люди ценят солнце как редкий дар. Вы просто не можете себе этого представить.