Слова варьируют, но смысл остается тем же. «Я несчастлива, живя с этим человеком, но не думаю, что смогу жить без него. Я по какой-то причине не могу найти в себе силы, чтобы посмотреть в лицо одиночеству, что должен делать каждый человек. И продолжаю от него убегать, убегать от высшей и единственной в своем роде обязанности заботиться о себе. Я не верю, что могу о себе позаботиться. Я не уверена, что хочу это делать. Мне нужен человек, любой человек, чтобы смягчать шок от столкновения с одиночеством. И не важно, какова цена».
Колетт Даулинг писала об этом шаблоне мышления в книге «Комплекс Золушки». Пенелопа Рушанофф обсуждала этот вопрос в книге «Почему я считаю, что без мужчины я – никто?». Я сама говорила это множество раз.
Какими бы созависимые ни казались – хрупкими и беспомощными, или стойкими и могучими, – большинство из нас остаются перепуганными, нуждающимися, уязвимыми детьми, которым больно и которые отчаянно хотят, чтобы их любили и заботились о них.
Ребенок в нас считает, что мы недостойны любви и никогда не найдем того утешения, к которому стремимся. Иногда этот уязвимый ребенок слишком отчаивается. Люди бросали нас – эмоционально и физически. Люди отвергали нас. Люди оскорбляли и обесценивали нас. Люди никогда о нас не заботились; они не видели, не слышали нас и не реагировали на наши потребности. Мы можем прийти к убеждению, что люди никогда не будут о нас заботиться. Многим из нас кажется, что даже Бог куда-то от нас ушел.
Мы заботимся о столь многих людях! И нам отчаянно хочется, чтобы кто-то наконец позаботился и о нас. Нам нужен кто-нибудь, все равно кто, чтобы спасти нас от непроглядного одиночества, отчуждения и боли. Нам хочется чего-то хорошего, и это хорошее – не в нас. В нас – боль. Мы чувствуем себя такими беспомощными и неуверенными. А другие кажутся такими могущественными и уверенными. Мы приходим к выводу, что волшебство, должно быть, заключено в них.
И мы становимся зависимы от них. Мы можем становиться зависимыми от возлюбленных, супругов, друзей, родителей или собственных детей. Мы становимся зависимы от их одобрения. Мы становимся зависимы от их присутствия. Мы становимся зависимы от их потребности в нас. Мы становимся зависимы от их любви, несмотря на уверенность, что никогда не получим от них любви; мы полагаем, что нас любить невозможно, и никто никогда не любил нас так, чтобы это соответствовало нашим потребностям.
Я не говорю, что созависимые – странные люди, поскольку им, видите ли, хочется любви и одобрения. Многие люди хотят состоять в любовных отношениях. Им нужен тот самый особенный человек в жизни. Многие люди хотят иметь друзей и нуждаются в них. Многие хотят, чтобы люди, присутствующие в их жизни, любили и одобряли их. Все это естественные, здоровые желания. Определенная доля эмоциональной зависимости присутствует в большинстве взаимоотношений, включая даже самые здоровые (1). Но нам, созависимым, другие люди не просто нужны – они