О рыцари, вставайте! Настал деяний час!
Щиты, стальные шлемы и латы есть у вас!
Готов за веру биться ваш освященный меч.
Дай сил и мне, о, Боже, для новых, славных сеч!
Богатую добычу я, нищий, там возьму.
Мне золото не нужно и деньги ни к чему.
Но, может быть, я буду, певец и славный воин,
Небесного блаженства навеки удостоен.
В град Божий через море, через валы и рвы!
Без страха в сердце, не склонив главы!
И они пошли на юг, к Дунаю, твердо ступая, упрямые крестоносцы. А я, глядя им вслед, вдруг подумал: «И все-таки, может быть хорошо, что и у меня была Святая Земля. У каждого она должна быть, Святая Земля, по крайней мере в молодости. И свой, еще не освобожденный, Иерусалим».
Глава II
Притча о храбром «Мышонке»
Мальчики ушли, а я остался. Однако, когда я уже лег в постель и собрался спать, то понял и почувствовал, что они здесь, в Фобурге, а меня здесь нет — я иду к Дунаю, опоясанный мечом крестоносца. Выходило, что они — здесь, а я — там, на пути в Святую Землю. Вот что делают с нами воображение и память, особенно, когда за окном тишина и тьма, а в сердце беспокойство и бессонная совесть.
«Почему они пошли в поход? Почему — именно они? Тоже начитались романов, или были младшими сыновьями в своих семьях? И почему другие мальчики — их сверстники, читают те же романы, и тоже по праву, а вернее по бесправию младших в доме, не ждут по наследству никаких богатств и никаких должностей, а все же сидят в родных фольварках и замках, спят на теплых перинах, едят и пьют вволю, и совсем не помышляют о пустынях Палестины и славе крестоносцев? Почему?»
Я пытался ответить самому себе и так и этак, но ответа, который удовлетворил бы меня, так и не нашел.
Уснул я поздно, спал плохо, и утром — едва рассвело, поплелся в поварню, спросить о том же самом у своих людей. Конечно, я не ждал, что они смогут ответить на вопрос, на который не смог ответить сам. Однако мне было любопытно, что они думают по поводу того, из-за чего одинаковые в общем-то люди выбирают совершенно разные пути. Почему по-разному понимают смысл жизни.
— Ханс, зачем ты живешь? — спросил я одноглазого кухмистера, ни свет ни заря появившись в поварне.
Верный слуга Ханс сначала чуть приоткрыл рот, но подумав совсем немного, ответил, как гусю шею отрубил:
— Чтобы служить вам, господин маршал.
— А когда ты был крестоносцем, тогда ты жил для чего?
— Молод был, господин маршал, хотел послаще есть и пить, да побольше деньжонок принести с войны. А для чего же еще?
— А ты зачем живешь? — спросил я старшего поваренка, пятпадцатилетнего Петера, толстого хитроватого увальня.