— Вы что, спасаете меня?
— Пытаюсь.
Пожалуй, за последнее время никто меня так не удивлял.
— А как же артефакты с поличным?
Он шумно втянул воздух через ноздри, как бык на арене, и промолчал.
⁂
Я ожидала оказаться в полицейском отделении с казёнными стенами, серыми коридорами и запахом казармы, но Лембит разрушил шаблоны и здесь. Привёз меня к высоченному стеклянному зданию. Внушительные парни в форме, в краповых беретах, с короткими автоматами наперевес на входе проводили нас изучающими взглядами. Лембит пропустил меня перед собой, пикнул пропуском, что-то сказал дежурному, и мы оказались внутри потрясающего размерами холла. Никакой пыльной казёнщины, панорамные окна, стеклянные лифты, сплошной хай-тек и торжество технологий.
Лембит провёл меня через грандиозные площади опенспейсов на десятом этаже и, снова с кем-то переговорив весьма настойчивым тоном, кажется, по-немецки, привёл то ли в просторный кабинет, то ли в переговорную. Ультрасовременный стол, офисная аппаратура, красный кожаный диван. За стеклянным окном простирался Париж — хоть фотографируй виды, если б не сломался телефон.
— Присаживайтесь. Кофе?
— Угу, капуччино. — Кофе мне не хотелось, а посмотреть, как Лембит его принесёт, — весьма.
Вроде бы мне стоило нервничать, думать о последствиях экстрадиции и о реальности ареста, но я, наконец, почувствовала облегчение и поняла, как мне нравится этот современный стиль с лаконичностью металла, стекла и пластика, без намёка на барокко и потайные ходы!
Заключённым, наверное, было не положено вести себя так вольготно, однако я прошлась по кабинету от диванчика до окна. Посмотрела на город, на небо с перистыми прожилками над ним. При воспоминании о Финне в душе кольнуло. Стало интересно: оторвётся ли он от работы? Спасёт? Подключит адвокатов? Или понадеется на дружную армию мадам Беттарид?
Вчерашняя надежда вдруг поникла и осыпалась сухими лепестками. Я мотнула головой, отказываясь переживать прямо сейчас. Я устала. Сейчас было хорошо хотя бы потому, что можно было не бояться тёмных ритуалов и тайных сообществ, они остались в той части Парижа, где возвышалась над стройными рядами домов и улиц Эйфелева башня. Со вчерашнего дня я её тоже не люблю.
— Капуччино. Не знаю, сколько сахара, надеюсь, столько хватит, — прозвучал ровный голос Лембита.
Никакого шарма и баритона, ноль чувственных оттенков. Превосходно! Не хочу быть очарованной.
— Спасибо!
Я обернулась и подошла к одному из стульев за столом, на котором красовался картонный стаканчик и пяток пакетиков сахара на салфетке. Себя Лембит тоже не обделил.