– Я не думаю о ней, – отвечаю я.
– Ага, – парирует Бекка, и то, как она подчеркивает каждую букву в отдельности, показывает, что она мне не верит.
– Мне есть чем заняться, а теперь убирайся, наконец, – я целую подругу в щеку, игнорируя ее приподнятые брови, и, уже сделав шаг назад, засовываю презерватив в ее задний карман. – И скажи Уиллу, чтобы он не травмировал бедных диких животных, – затем я быстро ухожу в свою комнату, прежде чем Бекка сможет ударить меня.
Я люблю воскресенья. Они спокойные и пьянящие. Мне нравится, что мы все вместе. Без приемов у врачей, стресса или напряжения. Мама сделала вафли со сливками и вишней. Мы с ней лежим на веранде в старом лоскутном гамаке. Ветра нет, поэтому между деревянными досками застревает вялый поздний летний зной. Бен оставил на лице и пижаме остатки всего, что сегодня съел, и играет в саду. Он качается на качелях. Раньше ему не нравился подвижный досуг, но сегодня он не может насытиться им. Мне после двух часов непрерывного качания стало бы так плохо, что даже мысль о вафлях была бы невыносимой. Но Бен улыбается и качается. Улыбается и качается.
Я научилась видеть жизнь как последовательность моментальных снимков и наслаждаться или запоминать каждый из них по отдельности. Этот момент идеален. Мама заплетает мне волосы и рассказывает забавные истории из больницы. Мне нравится, как ее смех заставляет гамак слегка раскачиваться. Солнце светит в лицо и добавляет новые веснушки. Боб, наш сосед, сегодня утром сделал несколько кругов на своей газонокосилке, и запах свежескошенной травы смешался с запахом тяжелого летнего воздуха. Этот момент, безусловно, попадет на мой внутренний мудборд, где я храню лучшие десять моментов, чтобы в трудные времена достать их из памяти. Я прикрепляю наше совместное фото к единственному снимку внутри меня, который никогда не затеряется на этой стене. Я не хочу помнить, как Эштон стоял передо мной под дождем и держал меня за руку. Или о том, как этот глупый момент повлиял на всю мою жизнь.
Бекка думала, что я серьезно болен или меня похитили инопланетяне, потому что я три дня подряд не хотел зависать с ней и Уиллом в кампусе, наслаждаться солнцем, а вместо этого занимался в библиотеке Мэнсфилда. Две вещи доказывали ее правоту. Я занимаюсь только тогда, когда это неизбежно. И ненавижу тишину библиотеки. Когда мне приходится заниматься, как правило, я делаю это под громкую музыку, а Бекка сидит рядом со мной. Значит, она не ошибается. Три дня подряд я прождал в библиотеке Харпер, и это настолько нетипично для меня, что в теории об инопланетянах, возможно, что-то есть. Но еще хуже то, что я все еще не могу выбросить ее из головы.