Тогда же я застала их за таким рассматриванием, которое извращало нормальное отношение к органам человеческого тела. Безусловно, я спокойно спросила, что мальчики увидели смешного. Они, смущаясь, ответили. Тогда я вновь спросила: смешон ли им палец, глаз, щека или волосы. Отчего же не смешны? Это такие же органы, как и тот, что вызвал у них смех. Ведь у человека нет ничего бесполезного. Ртом люди едят, а не будь «конечного пункта» — на чем тогда сидеть-то, да и все отходы извергались бы тем же путем, что и вошли. Приятно, не правда ли? Грудью женщина кормит младенчика, и это почтенный орган, без него малыш может или умереть, или начать болеть. Не будь у человека органов, посредством которых отводится из организма моча, он умер бы от разрыва мочевого пузыря. В человеке нет ничего ненужного или смешного, человек устроен совершенно, и смеяться над устройством организма — своего рода психическое заболевание или глупость. Ребята молчали.
После того, как Костя ушел домой, я продолжила с сыном разговор на предмет анатомии. Я напомнила ему о том, что человек - особое творение Божие, что Господь изваял человека Своими Пречистыми Руками непосредственно «по образу и подобию» Своему. Господь продумал и сотворил в человеке все: от волосков на макушке до ноготка на мизинчике ноги. Все, что сотворил Господь, нужно и чисто, поскольку Бог творил человека, зная, чему послужит тот или иной орган. Господь — наш Отец. Он Чист, чисты Его помыслы о человеческом теле, чисто то, что Господь сотворил. Грязными и непотребными делают органы человеческого тела те, кто мыслит о нем грешно и нечисто. «Вспомни,— сказала я мальчику,— Сам Господь Иисус Христос носил такое же тело, как и мы. Он ел, пил, словом, Его Пречистое Тело функционировало так же, как и наше. И он — Святой, Великий, Всемогущий, Безгрешный — не погнушался вочеловечиться и жить, как простой смертный человек. У Него была Мать, Которая родила Его, кормила Господа грудью, пеленала и купала Его Маленькое Тельце. Богородица — тоже человек, как ты или я. А ты, получается, вздумал смеяться и над этим!»
Моя пламенная речь возымела действие. Теперь к человеческому телу сын относится ровно и спокойно, без всякого грязного хихикания. Однако он следит, чтобы чужой взгляд не осквернил своим прикосновением «его» женщин (маму, бабушку и теток): всегда предупреждает (по телефону или забегая домой заранее), что сейчас придет в гости со своим другом, нет ли, случаем, в доме не полностью одетых дам? И я благодарна ему за эту заботу и предупредительность.