— Нравится?
— Хороший камень.
— Я люблю красивые вещи, — сказала она.
— Я тоже.
Юнона повернулась ко мне: на ее губах мелькнула довольная улыбка. Чертики в глазах тоже были удовлетворены. Она отошла к столу. Серый цвет из окна пронизывал ее золотистые волосы, и сердце мое заколотилось; я подумал, что оно сорвется с цепи.
Во рту появился неприятный привкус.
Внутренности мои скрутила судорога, а в голове началась свистопляска. Теперь я понял, почему в моем позвоночнике появлялся холодок: потому что мне хотелось протянуть к Юноне руки и обнять ее.
Она напоминала мне другую девушку.
Девушку, с которой я повстречался много лет назад. Я думал, что мне удалось ее забыть. У нее были золотистые волосы. Она умерла — я убил ее, потому что мне хотелось это сделать, но она жила в моей памяти.
Я посмотрел на свои руки — они дрожали, пальцы сжались в кулаки, на них проступили каждая жилка и сухожилие.
— Майк? — Голос совершенно изменился. Это была Юнона, и я не мог сдержать дрожи. Золото ушло из ее волос.
Она попросила подать ей манто. На ее шляпке была маленькая полоска норки того же оттенка, что и манто.
— Пойдем перекусим.
— Я здесь с деловым визитом.
Она засмеялась и придвинулась ко мне, натягивая перчатки.
— Майк, а о чем вы думали минуту назад?
Я старался не смотреть ей в глаза.
— Ни о чем.
— Вы говорите неправду.
— Я знаю.
Юнона взглянула на меня через плечо. В ее взгляде была мольба.
— Но это не из-за меня?
Я выжал из себя кривую улыбку:
— Нет, Юнона, все в порядке. Просто я подумал о том, о чем не должен был думать.
— Я рада, Майк. В тот момент вы кого-то страшно ненавидели, и мне бы не хотелось, чтобы вы ненавидели меня. — Она по-девчоночьи взяла меня за руку и потянула к боковой двери. — Я не хочу делить вас совсем личным составом агентства.
Мы вышли в коридор, и я нажал на кнопку лифта. Пока мы ждали лифт, Юнона прижала мою руку своей, зная, что я не могу отвести от нее глаз. Юнона, богиня в норковом манто! Она была лучше оригинала.
Я увидел, что свет снова зажег золото в ее волосах. В голове моей опять начался всепоглощающий пожар, появилась боль в груди, и я почувствовал, что имя Шарлотты рвется с моих губ. Боже милостивый! Неужели можно вспоминать только так! Вспоминать женщину, которую любил, а потом послал в небытие! Я отвел глаза.
Лифт остановился; лифтер одарил Юнону царственным кивком и пробормотал слова приветствия. Двое мужчин в кабине лифта посмотрели на Юнону, а потом ревниво — на меня. Похоже, она производила одинаковое впечатление на всех.
На улице появился скользкий белый ковер, струившийся от ветра. Я поднял воротник пальто и устремился вперед в поисках такси. Юнона сказала: