У девушки в гардеробе был такой вид, будто она пыталась отрастить усы, но потерпела фиаско. Она одарила меня ледяным взглядом и мило улыбнулась Юноне. Когда она отошла повесить наши пальто, Юнона обернулась ко мне со следами смущенного румянца, и я рассмеялся:
— Теперь вы поняли?
Она зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться:
— Майк, какая я глупая! Я думала, они просто очень дружелюбны.
— О да, очень. К вам, по крайней мере. Думаю, вы обратили внимание, как холодно приняли меня.
Здесь был длинный, узкий зал с кабинами по сторонам и несколькими столиками в центре. За столиками никого не было, но более половины кабин было занято. Подошел шепелявый официант с рассыпанными по плечам кудрями, поклонился и провел нас в последнюю кабину в дальнем конце помещения.
Я заказал коктейль перед бифштексом, и официант так низко склонился передо мной в поклоне, что я испугался, как бы он меня не поцеловал. Юнона открыла портсигар, украшенный драгоценными камнями, и выбрала длинную сигарету.
— А вы понравились, Майк, — проговорила она. — Курите!
Я покачал головой и достал сигарету из своей мятой пачки. В баре кто-то опустил монетку в музыкальный автомат, и раздалась проникновенная музыка; мелодию вел хрипловатый саксофон. Под эту музыку не хотелось разговаривать, ее хотелось слушать. Когда подали коктейли, мы одновременно взялись за бокалы.
— Скажите тост, Майк. — Ее глаза светились.
— За красоту, — сказал я. — За Олимп. За богиню, которая ходит рядом со смертными.
— С замечательными смертными, — добавила Юнона. Мы осушили бокалы.
Потом был еще коктейль и другие тосты. Наконец принесли бифштексы, самые лучшие в мире, как она сказала. Бывает такое состояние, когда чувствуешь себя наполненным и удовлетворенным, когда можно сидеть, пуская колечками сигаретный дым и ощущать себя частицей окружающего мира.
— О чем думаете, Майк?
— О том, как хорошо быть живым. Вам не следовало приводить меня сюда. Это отвлекает от работы.
Она нахмурилась.
— Вы по-прежнему ищете причину смерти своего друга?
— Ага. Я встретился с крошкой Мэрион, кстати. Она — одна из причин. Черт возьми, все так честно и открыто, что выбивает почву у меня из-под ног. Я боялся, что так все и обернется. Но я все еще пытаюсь.
— Пытаетесь?
— Да, черт побери! Я не хочу превращаться в бакалейщика.
Она не поняла, что я имел в виду. Моя ухмылка перешла в улыбку, а потом в смех. Я не имел права чувствовать себя таким счастливым, но в глубине души знал, что настанет день, когда солнце встанет и подскажет мне ответ.
— Что такое? Вы смеетесь надо мной?