И он полностью заряжен, черт возьми!
Не веря своей удаче, я качаю головой и целую ствол, прежде чем засунуть его в кобуру.
По какой-то непонятной причине сегодня Бог ко мне благосклонен. Надеюсь, я не облажаюсь.
Когда я возвращаюсь в комнату Рэйн, она сидит на коленях перед открытым окном, вцепившись руками в подоконник, и ждет, что же, черт возьми, сейчас произойдет. Рюкзак на ее плечах трещит по швам, и я замечаю, что под ним на ней надета черная толстовка с капюшоном.
Я пересекаю комнату и прислоняюсь к стене рядом с окном.
— Лучше бы на этой толстовке не было эмблемы: «Twenty One Pilots», — замечаю я, ухмыляясь.
Рэйн смотрит на меня снизу вверх со страхом, застывшем на ее прекрасном лице.
— Это то, о чем ты сейчас думаешь?
С этого ракурса я замечаю, что на толстовке написано: «Школа Франклин Спрингс».
Спасибо, бл*дь.
Я наклоняюсь и целую морщинки на ее встревоженном лбу.
— Постарайся расслабиться, ладно? Всадники не настоящие. Что бы к нам ни приближалось, это человеческих рук дело. А если это человек, — я отодвигаю полы своей гавайской рубашки, чтобы показать ей новое приобретение, — его можно убить.
Плечи Рэйн расслабляются, когда она отважно кивает мне.
— Сядь.
Она похлопывает по ковру, и я замечаю, что на бумажном полотенце рядом с ней лежит чистая повязка, антибактериальная мазь, таблетка и стоит стакан воды.
От этой картины, я чувствую, будто меня ударили в самое сердце.
— Уэс?
Я прикусываю губу и пытаюсь сосредоточиться на усиливающихся снаружи звуках скрежета и грохота, а не на ощущении жжения в глазах.
— Малыш, ты в порядке?
Малыш.
Я никогда не был ничьим гребаным малышом, даже когда был ребенком. Но по какой-то сумасшедшей и непонятной мне причине, я таковым являюсь для нее. Возможно, однажды я привыкну к такому обращению, будто я что-то значу, и это не будет так чертовски больно, но я надеюсь, что этого никогда не произойдет. Я надеюсь, что это будет терзать меня каждый раз, до конца моих дней, как напоминание о том, что эта девушка — гребаное чудо.
— Да, — шепчу я, прочищая горло и опускаясь на колени рядом с ней.
Рэйн одаривает меня застенчивой улыбкой и приступает к обработке моей раны, слегка подпрыгивая от приближающегося снаружи грохота. Я кладу таблетку кефлекса в рот и проглатываю ее, не сводя с Рэйн глаз.
— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, глядя на меня из-под длинных темных ресниц.
— Потому что я чертовски сильно тебя люблю.
Улыбка на ее лице освещает эту темную комнату. Это самая потрясающая вещь, которую я когда-либо видел, и вдруг я не могу дождаться того, кто надвигается сюда, чтобы я мог убить и преподнести его зубы, как дар для нее.