Я выскочила на пустое пространство перед поленницей и лицом к лицу столкнулась с бабулей. Она ласково улыбнулась мне, не отрываясь от прялки. На её коленях лежал пучок шерсти. Гибкие пальцы ловко вытягивали из него нить. Педаль тихо и мерно стучала, крутилось колесо.
- Волхов, забирайте и уходите отсюда! – велел мне профессор и встал к столбу, бросив мне свой плащ.
Я поймала его, в шоке наблюдая за палачом. А палач сковал услужливо подставленные руки, деловито спросив:
- Не жмёт?
- В самый раз, - последовал невозмутимый ответ. – Волхов, вы ещё здесь?
- Почему вы ничего не делаете? – неверяще спросила я. – Почему вы позволяете вас убивать?
- Потому что это казнь, если вы не заметили. Она необходима. Только так я смогу передать вам плащ.
- Вы с ума сошли?! Немедленно слезайте оттуда!
- Я сейчас буду менять крючок, потом красить шерсть, - сказала бабуля. Нить струилась сквозь её пальцы, крепкая и тонкая, наматывалась на катушку. - Я уже придумала узор, только с цветом не определилась. Как считаешь, красный или чёрный?
Я схватилась за нить, и ладонь обожгло острой глубокой болью, доставшей до самого сердца.
- Хороший цвет, - одобрительно кивнула бабуля, глядя, как катушка окрашивается в кроваво-красный. – Так и держи.
Я крепче сжала кулак, нить безжалостно резала до мяса, на землю упали капли крови.
- Волхов, вы идиот, - вздохнул профессор. Палач встал рядом со мной, облил дрова горючим маслом и зажёг факел.
Я бы прыгнула на него, я бы вырвала огонь, но не могла. Нить должна была окрашиваться равномерно.
- Нет, остановитесь! Пожалуйста, что мне сделать, чтобы вы остановились?
Палач поджёг дрова, и взревевшее пламя поглотило и столб, и профессора. Я закричала, упала на колени.
- Не смей разжимать руки! Нить ещё не прокрасилась! – рявкнула бабуля. Её седые волосы развевались, опутывали всё вокруг разноцветной паутиной: и меня, и толпу, и горящий костёр.
Палач с тяжёлым вздохом стянул с себя маску. На плечи упала золотая волна волос. Печально опустились острые эльфийские уши. Златовлас подцепил привязанную к его запястью паутинку, намотал её на палец и задумчиво сказал:
- Я мог бы её порвать. Но нужно ли? Мы же приняли правила.
Мои изрезанные ладони болели, сердце болело, нить жадно высасывала кровь. Бабуля, ловко перебирая всеми восемью руками, допряла паутину вокруг пламени и сказала:
- Достаточно.
Я упала, заливаясь слезами. В груди зияла кровавая дыра. Бабуля сняла с катушки клубок и протянула его мне:
- Смотри, какой замечательный цвет получился.
На её ладонях лежало большое красное яблоко. Я взяла его.