Переводчица сидела в коридоре, и вышедшая на плач бабушка пыталась успокоить ее:
— Вы не сердитесь на нас, милочка. Не сердитесь!
— Что же, что же вы делаете-то все?! Что вы делаете?! Я совсем, совсем не понимаю!
— Это понятно… Это нормально… Это ничего, что вы нас не понимаете! Вы еще совсем юная, совсем молодая. А тут и не нужно ничего понимать. Вы не старайтесь нас понять, вы просто принимайте нас такими, какие мы есть. Иначе просто нельзя. Не может быть иначе. Нет у нас просто другого выбора, милочка, понимаете?
— Но ведь нет и надежды…
— Это верно… надежды нет… надежды никогда нет, и самые большие чудеса, милочка, случаются вопреки надежде. Случаются, когда ее нет… У вас есть время?
— Да, конечно…
— Это займет не больше двух минут… Я просто хочу рассказать вам одну историю. Она случилась в сорок шестом году. Третьего января сорок шестого года. Мой отец был генералом авиации. Он готовил самолеты для высших чинов, занимался расследованием авиакатастроф. В общем, был довольно влиятельным человеком, поэтому меня, маленькую девочку, тоже пригласили туда. Это была елка для детей правящей элиты. Первая послевоенная елка. Около пятисот детей из самых влиятельных семей республики. Были, по-моему, и какие-то простые дети, отличники, которым приглашения раздавали в школах, но я сейчас в этом не уверена. В общем — не важно. Как вы, думаю, знаете, почти весь город был разрушен войной. Праздник решили устроить в одном из уцелевших зданий — клубе госбезопасности. Там же хранились какие-то секретные документы, а в прилегающем здании, всего в нескольких метрах от нас, в подвале томились пленные германты. Их собирались казнить через несколько дней на городском ипподроме. Клуб наскоро привели в порядок, мне кажется даже подкрасили. Привезли шикарную елку, украсили все здание бумагой и ватой. Казалось, что снег лежит повсюду: на лестнице, на подоконниках, на елке. В общем, после стольких лет войны все это выглядело волшебно! Я, тогда совсем еще маленькая девочка, конечно, была в полном восторге. Красивые люди, улыбки, платья. Мне врезалось в память пальто одной женщины. Такое красивое, с меховым воротником. В общем, это был вечер потрясений, вечер воскрешения, вечер жизни. Оркестр! Музыка! Танцы! Все это походило на настоящую сказку — пока в какой-то момент отец резко не схватил меня за ворот платья. Все вокруг вдруг стали кричать, метаться по сторонам. Он ничего не объяснил. Он не стал разговаривать со мной, не стал ничего объяснять, не стал успокаивать меня. Мой отец был человеком военным. Он понимал, когда нужно говорить, а когда действовать. Он просто вцепился в ворот моего платья и потащил за собой. Я помню, что сразу же потеряла правый ботинок. Через мгновенье он сжал мою руку, и это рукопожатие я не забуду никогда. Оно до сих пор снится мне. Прямо во сне я чувствую, как отец сжимает мою руку и тащит за собой.