— Очень мило с твоей стороны.
— Знаю, знаю, не благодари.
х х х
— Давай зайдем в это кафе?
— Давай! Как оно называется?
— Новостное…
— Здесь, наверное, очень дорого, да?
— Недешево, но ничего — я угощаю! Неплохо, правда?
— Да, ничего.
— Это одно из лучших мест города! Во всяком случае, находясь здесь, не чувствуешь себя в прошлом веке. В общем, это одно из немногих мест в городе, где не противно и даже наоборот. Здесь очень много иностранцев, бизнесменов, журналистов, послов.
— И, судя по всему, шлюх…
— Да, этого добра тоже хватает. Почти все девочки проходят через руки хозяина. Они приходят сюда за хорошей жизнью. Зачем работать или учиться, если можно прийти сюда, заказать сок, посидеть полчаса, и к твоему столику обязательно подкатит какой-нибудь хозяин жизни. Вот, посмотри!
Рядом сидели трое. Пожилой германт, девушка-переводчица и ее ровесница, ярко накрашенная, пухлая блондинка.
— Он спрашивает, нравится ли вам кино? — поставив чашку, спросила переводчица.
— Ну, можно сходить, да…
— Ja! — перевела девушка.
Беседа явно не клеилась, впрочем, ее участники прекрасно понимали, что все происходящее не более чем формальность. Дальше будет проще. Подруги рассказывали — друзья объясняли. Это первая и последняя встреча с переводчиком. Затем прекрасный финал: он будет кормить ее и одевать, она — любить его, максимум несколько раз в месяц. На большее старика все равно не хватит. Так почему бы и нет? От него неплохо пахнет, к тому же ее парень не против. Мама тоже не против, если только этот иностранец хороший человек. В кухне давно не делали ремонт. А эти германты, говорят, народ довольно порядочный, во всяком случае если у них что-то случится, он уже не сможет не дать ей на ремонт.
— Как говорит Михалок, блядство, возведенное в культ.
— Кто такой Михалок?
— На вот, послушай! — Стас передал Циску плеер и, подняв руку, подозвал официанта.
— Ничего себе, какой тонкий.
— Бывают и тоньше. Ты слушай!
Франциск покрутил диковинную вещицу в руках и, вставив наушники, нажал на треугольник. Знакомый голос запел:
Грай! Шукай! У снах юнацтва свае мары!
Грай! Гукай! Вясны зяленай цёплай чары!
Грай! Спявай! Дружна песні райскай волі!
Грай! Грай! Гані быкоў — вярнецца доля!
Слушая песню, Франциск смотрел на переводчицу. Слишком нагло, пристально, в упор. Не отрывая карих, голодных до красоты глаз. Циск до того, очевидно, рассматривал девушку, что Стасу пришлось одернуть друга.
— Эй-эй, хватит на нее так пялиться!
— Странно. Не понимаю. Совсем не понимаю! Почему этот германт хочет повалить тупую накрашенную шалаву, а не ее?