Теоретические модели презентуют эмпирические системы, но не в структурном, а в динамическом смысле. Наше познание всегда находится в той или иной степени на уровне модели, а не предметной реальности. В некотором смысле, мы рассуждаем не о мире, а о модусах, в которых проявляется мир или, скорее, об интерпретациях этих модусов. С позиции конструктивизма, концепты не описывают реальность, а представляют нормы исследования. В некоторых развитых научных теориях даже не существует понятия материи. Говорится о фотонах, частицах, атомах, молекулах, субстанциях и полях, но не о материи. Научная реальность образует совокупность научных референций, являющихся не только феноменами и фактами, но их эпистемологической и общественной обработкой. Это онтология науки. Вопрос в том, являются ли референты чисто природными объектами, независимыми от людей[75].
Философские результаты покажут, что содержание информации исторически и культурно относительно, ненадежно и связано с общественной деятельностью (т. е. является результатом общественных процессов). Значения создаются и циркулируют публично, они полны интерпретационных моделей, метафор, представлений, картин, объяснений[76].
Развитие науки можно понимать как историю зарождения и формирования концептуальных систем, причем каждая из них представляет собой принципиально новый модус решения проблем.
У некоторых теорий есть преимущества в интерпретации. Теория, обладающая самой большой силой интерпретации, должна была бы задавать концептуальные пределы всем остальным. Можно говорить о системе взаимосвязанных теорий, объединенных общими принципами, концептами, законами, методами и проблемами. В науке становится больше междисциплинарных, трансдисциплинарных и мультидисциплинарных связей. Сегодня теории стали тотальной сетью структурных концепций, поэтому они лишь относительно самостоятельны, а, в сущности, взаимообусловлены. Они приводятся к единому знаменателю семантического и практического смысла. Междисциплинарные связи обогащают содержание науки, способствуя лучшему пониманию мира и, по сути, имеют негэнтропийный характер.
Трудно сказать, приведет ли междисциплинарность к унификации научных дисциплин или к созданию единой метанауки (или меганауки). Не легко ответить на вопрос, имела бы подобная метанаука энтропийный или негэнтропийный характер. Если бы за расширение содержания не надо было платить низким разрешением картины мира, то полученная новая глубина имела бы несомненно негэнтропийную природу. Даже если бы определенный уровень разрешения был потерян, но потеря была бы приемлемой. Каков уровень приемлемой потери разрешения – это уже вопрос для негэнтропийного разума. Не стоит ни игнорировать сложность ответа, ни переоценивать достижения существующих подходов.