Забытые страницы русского романса (Плужников) - страница 14

К выдающимся откровениям отечественной вокальной лирики относится романс «В дымке-невидимке». Скупыми, строго выверенными средствами композитор рисует мечтательную, очищенную от приземленных чувств картину, «озвучивая» ее как художник-акварелист.

Романс не имеет вступления, что не часто встречается у Танеева,— его заменяет октавный повтор звука ля-бемоль, как будто композитор решил заранее не раскрывать всю прелесть мелодии:

В дымке-невидимке выплыл месяц вешний,
Цвет садовый дышит яблоней, черешней.

Две одинаковые мелодические фразы как бы вопрошают: я нравлюсь вам? На словах «Так и льнут, целуя, тайно и нескромно» тоже две одинаковые фразы, только вторая звучит на терцию выше, еще восторженнее, как бы убеждая: «Ну конечно же, конечно». Этот удивительный диалог проходит на протяжении всего романса. Простая, но выразительная фактура аккомпанемента целиком подчинена нежной, ласковой мелодии голоса, при повторении дублируемой пианистом; в конце же она вновь повторяется в фортепианной постлюдии, создавая впечатление невесомости, покоя, гармонии.

Нет сомнения, что расставив значительное количество различных обозначений (буквально в каждом такте), Танеев хотел приблизить этот романс к прозрачной ясности фетовских стихов, что, в свою очередь, требует от певца идеальной кантилены и естественности звуковедения, в то время как безыскусный этот романс исполняют иногда излишне сентиментально или искусственно драматизируя. Петь его следует без нажима, ровным, летучим, без резких смен тембра голосом так, чтобы сам он казался тонкой, пишущей акварелью кистью.

Для будущего интерпретатора этого романса небесполезно будет познакомиться с высказываниями о нем в музыковедческой литературе. Так, например, Асафьев ставит его в один ряд с романсами «Ноктюрн» на слова Щербины (№ 7) и называвшимся уже романсом «Люди спят», указывая на общее для них лирическое волнение, вызванное «ощущением близости любимого существа и соприкосновением через чувство любви и через обаяние весенней ночи с могучим жизненным инстинктом всей природы». Но далее следует совершенно несправедливое заключение: «Конечно, „В дымке-невидимке“ — неплохой романс, но в сравнении со стихами Фета, лаконичными, насыщенными,— музыка представляется только мило-видной, приветливой звуковой безделушкой». Критикует он композитора и за повторение и изменение слов сравнительно со стихотворением. У Фета «И тебе не грустно? и тебе не томно?», у Танеева — «И тебе не больно? (повтор) и тебе не томно? (повтор)» и т. д. В связи с повторами критик считает музыкальный замысел растянутым и задуманным «слишком независимо в отношении к тексту».