Различен художественный уровень сочинений Аренского, вдохновленных «ночными» образами и переживаниями. Например, в романсе «Ночь» на слова неизвестного автора (соч. 17, № 4) собраны все атрибуты романсов этого рода: ночная тишина, сад, звезды, ароматы цветов, туман, «упоенья и ласки», «благовонная сирень» и соответственно безликая мелодия, достаточно банальная гармония в виде аккордов, арпеджий. Романс посвящен Е. А. Лавровской, думаю, она не очень сетовала на молодого композитора и при исполнении оживляла его музыку искренним чувством.
К этому же ряду относится романс «Мне снилось вечернее небо» на слова неизвестного автора (без номера соч.), только к «саду» прибавилась плачущая у окна девушка; простая сентиментальная мелодия, преимущественно в разговорном диапазоне — и учить и петь легко...
Совершенно иные романсы Аренского «ночной» тематики на слова А. Голенищева-Кутузова. Певцам-профессионалам хорошо известно имя этого поэта, прежде всего по произведениям М. Мусоргского, таким, как баллада «Забытый», вокальные циклы «Песни и пляски смерти», «Без солнца». Последний цикл посвящен самому поэту, которого Мусоргский представил В. В. Стасову как одного из наиболее ярких, не подверженных ничьим влияниям поэтов-современников. Но если Мусоргского в стихах друга привлекали гражданственные, социальные мотивы, то Аренского интересовали образы сугубо лирические. Гак, удались ему два «ночных» романса на слова Голенищева-Кутузова «День отошел» (соч. 44, № 4) и «Летняя ночь» (соч. 14, № 2).
Наиболее пленительный романс на «ночную» тему — «Летняя ночь». В стихотворении Голенищева-Кутузова ночь — таинственная, «прекрасная, живая», зовет «к любви и наслаждению»... Музыка исполнена полетности, струящегося света. Начальная интонация речевая: «Я видел ночь» — и далее легко и стремительно нанизываются как бы на одну нить фразы мелодии. Тому способствует и аккомпанемент из легких арпеджий, он лишь в средней части несколько меняется по характеру (в левой руке появляются выразительные имитации голоса, см. тт. 11 —14). В третьей части наступает кульминация:
...И я все шел и шел за ней вперед,
Объятый весь огнем и тенью.
Слово, «объятый» как бы зависает на соль-диез>2 — миг блаженства должен суметь воплотить здесь певец.
К одному из романсов Аренского я отнесся с особенным интересом — это «Знакомые звуки» на слова Плещеева (соч. 60, № 1), так как он посвящен моему любимому певцу — Леониду Витальевичу Собинову. Обратившись к письмам Собинова, чтобы найти какие-нибудь сведения об истории этого посвящения, я прочел в его письме к М. С. Керзиной из Кисловодска от 4 июля 1902 года: «Сюда послали Аренского, который жалуется на какой-то легочный процесс, и он чувствует себя далеко не важно. (...) Между прочим, сообщаю, что Аренский пишет мне романс на чудесные плещеевские слова». Показателен этот отзыв Собинова о Плещееве, возможно, после Фета, самом популярном у композиторов поэте: на его стихи написано более ста романсов, из них назову хотя бы такие шедевры, как «Ни слова, о друг мой», «Мой садик» Чайковского, «Сон», «Полюбила я на печаль свою» Рахманинова и т. д. И вот что удивляет: стихи Плещеева совершенно, по моему мнению, не звучат в чтении, но какие же удивительные по музыке поэмы-признания, исповеди сочиняли композиторы на их основе!