Я выскочил из проулка, рывком пересек пустынную площадь и дернул за ручку. К моему удивлению, дверь оказалась незапертой. А я-то готовился уже взорвать к чертовой матери замок и даже вытащил гранату из-за пояса. Что ж, нашим легче. Я завел руку за спину и сунул рукоятку гранаты за ремень. После чего проник внутрь помещения и, в тусклом свете запыленных окон, увидел ряды вертикальных и горизонтальных цистерн, соединенных переплетениями труб разного диаметра.
Блестящие стенки емкостей сверкали изморозью, от труб поднимался легкий парок. В больших количествах вакцина становилась нестабильной и могла самопроизвольно взорваться, поэтому ее охлаждали жидким азотом. По всему периметру здания на высоте двух метров от пола шел настил из перфорированной листовой стали. К нему из дальнего угла цеха вела наклонная лестница с металлическими ступенями. По этому помосту ходили техники, когда проводили плановый осмотр оборудования или списывали показания с круглых приборов на боках огромных бочек.
Я быстро скрутил предохранительный колпачок с первой мины, прикрепил ее к пузатому боку горизонтальной цистерны. На ходу скручивая желтый кругляш с рукоятки второго боеприпаса, подбежал к той, что могучим столбом упиралась в бетонную плиту крыши. Клац! Широкие ножки взрывчатки крепко примагнитились к заиндевелой стенке. Я сжал колпачок в ладони и только хотел выдернуть запал, как сзади раздался женский крик.
Я резко повернулся. В дверях стояли Кригер с Марикой. Доктор в грязном халате прятался за девушкой, держа в одной руке ее намотанные на кулак волосы, а в другой – пистолет.
– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал он и дернул рукой. Марика взвизгнула, изогнувшись, схватила его запястье, но Кригер врезал ей рукояткой «парабеллума» по ребрам. Из глаз Марики брызнули слезы, она охнула и опустила руки. Доктор протолкнул заложницу вперед на несколько шагов и направил оружие на меня: – Отойди от мины!
Я остался на месте.
– Отойди от мины, – повторил Кригер, приставляя «парабеллум» к виску Марики. – Не заставляй меня делать это. Подумай, что будет с ее прекрасной головкой, если я спущу курок. Ты ведь не хочешь, чтобы она, такая молодая, такая красивая, умерла здесь.
– С чего ты взял, что она мне интересна? – просипел я, все еще сжимая шарик запального шнура в ладони.
– Я видел фотографию. Вы хорошо смотритесь вместе. Статный немецкий офицер и красивая девушка. Любовь на войне – это так прекрасно!
– Это все ложь! Я врал ей, чтобы получить то, чего хотел! – крикнул я, чувствуя, как ладони намокают от пота. Марика смотрела на меня широко раскрытыми глазами. В них ясно читалась боль и нежелание верить моим словам. – Она для меня ничего не значит!