Тринадцатый ученик (Самарин) - страница 19

Жанна как-то подобралась, напряглась, забеспокоилась, лицо ее осветилось нехорошим огнем, в непонятном порыве она вскочила, оттолкнула дочь, схватив целую горсть цветных фантиков со стола. В накатившем неистовстве принялась рвать их, швыряя и топча обрывки на полу. Ника молча выдирала наклейки из рук матери. Вся эта безумная сцена длилась пару минут.

Паша сорвался с места, кинулся в комнату, обхватил Жанну за плечи, затряс:

- Оставь! Брось! Перестань!

Она не внимала. Механизм, через который мозг воздействует на тело, сломался в ней.

- Я тебя спилю! - вдруг завизжала она.

"Не человек - оболочка", - мелькнула ужасная мысль.

В этот момент безумная перестала сопротивляться и разом обмякла, превращаясь наяву из женщины в тряпичную куклу.

- Она поцарапала меня. - Ника без гнева смотрела на мать в Пашиных насильственных объятиях.

Тут на веранде возникли румяные, распаренные Виктория Федоровна и тетя Нюра в целомудренных белых платочках. Мигом захлопотали. Жанну увели за плотный полог и убаюкали. Нике без охов и причитаний смазали царапины йодом, затем, сунув пирог и конфетку, отправили ее досыхать на теплое майское солнышко.

- Залечили, - резюмировала Виктория Федоровна кратко.

Паша уже знал историю болезни Жанны и привык к деловитой интонации главы маленького женского семейства. Если плакать и стонать - не выживешь.

Чай с мелиссой и мятой благоухал одуряюще и смотрелся изысканно в прозрачных чашках. Обычно беседы велись после бани отвлеченные: о политике, о книгах. Но сегодня разговор то и дело сворачивал на личную колею.

- Я виновата, - строго произнесла Виктория Федоровна, - не уследила момент. И все мне кажется, что с вечера она легла пусть слабой и нездоровой - но в своем уме, а проснулась - будто подменили. Эта агрессия, зло в ней... и к Никуше - особенно. Откуда оно взялось?

- Сашок вот тоже, - начал Паша и застыдился: разве можно лезть в это со стороны, когда здесь живые раны, язвы? Но он догадывался - Виктория Федоровна хочет говорить об этом.

- Не сравнивай, - оборвала его тетя Нюра (она вот не сомневается, что о болезни нужно и должно говорить), - то дитё. Оно без разума, но в радости. А Жанна - в злобе. Помню, кликуша у нас была - умерла давно, сразу после войны, - жутко так стонала и вопила, головой, помню, билась и на мать родную кидалась.

- Эти глаза мрачные, и даже откуда-то хитрость в чертах, будто замыслила что-то. Лукавство мелькнет. Больше всего боюсь, что Ника на меня такими глазами поглядит. Ее ведь дочь.

Нет, не только из-за помешанной Жанны заточила Виктория Федоровна свое семейство из московской квартиры в деревенский ветхий домишко - из-за Ники. Дать девочке здоровье, напитать целебным воздухом, порвать нить наследственности. Он вздрогнул: опять это слово - но вчера он думал о себе. Все они из одного гнилого корня, на всех лежит тень, печать, клеймо. Не выбраться! Дурная порода.