С невидимых ветвей над нами донесся резкий и нежный крик пересмешника, словно он снова и снова повторял в ночи полузабытое имя. Локи поднял голову, и я подумала, что он может видеть то, что скрывает от меня тьма.
Мы свернули за угол между Сикомор-стрит и Эвкалипт-драйв. Желтый свет нашего фонаря на веранде тепло сиял в двух коротких кварталах отсюда. Я заколебалась, заставляя Локи остановиться.
— Локи. — Я повернулась к нему лицом. — Я… не думаю о тебе хуже.
Его губы изогнулись в улыбке. Я почувствовала, что он собирается что-то сказать, но его спина напряглась, и он отвернулся.
— Она плачет… — сказал он.
… И мы оба вдруг оказались под светом фонаря на нашей собственной парадной лестнице. Дверь распахнулась прежде, чем я успела взяться за ручку. Крики Аделины вырвались наружу, заполнив воздух между нами. Локи пронесся мимо меня, пока я моргала в ослепительном свете нашей собственной гостиной. Стефани одарила Локи очень теплой, приветливой улыбкой, которую он полностью проигнорировал. Он взял Аделину из рук Стефани и вышел из комнаты, тихо напевая. Я не узнавала ни слов, ни даже языка, но мелодию знала. Теперь я знала ее очень хорошо.
«Шиповник и Роза».
Я заплатила Стефани и рассеянно выслушала ее мучительно подробный рассказ о прошедшем вечере, вплоть до самой последней смены подгузников. К тому времени, как я поблагодарила ее и вывела за дверь, я была совершенно измотана.
В спальне Аделины было тихо. Дверь была открыта, и звуки успокаивающей музыки, сыгранной на арфе, доносились через дверь! Компакт-диск «Детские сны» был пустой тратой денег. Ночник Аделины в виде черепашки отбрасывал слабый зеленый свет на коридор.
Локи стоял спиной ко мне, обхватив руками перила кроватки нашей дочери. Аделина спала перед ним, завернувшись в свое розовое одеяльце со звездочками. Я видела только ее крошечное бледное личико между гладкими деревянными перилами. Ее глаза были закрыты, а сморщенный розовый бантик рта слегка приоткрылся.
Никогда еще в мире не было ничего столь совершенного.
Неожиданно из темноты моего сознания возник еще один образ. Крутые скалы, резко вздымающиеся над бурлящим, голодным океаном. У меня перехватило горло. Я прижала руки к груди, будто это движение могло остановить боль в груди. Если бы это была моя семья в бурлящей пене Северной Атлантики, мой муж и новорожденная дочь…
— Я бы тоже так поступила, — сказала я.
Мой голос удивил меня. Он звучал жестко и холодно, наполненный яростью другой жизни.
Локи расправил плечи и повернулся ко мне лицом. Выражение его лица было мрачным и непроницаемым. С таким же успехом мы могли бы говорить о погоде для всех эмоций, которые выглядят преданными.