Одно имя, которое она старалась похоронить в глубине запутавшейся души, не вспоминая, не думая, не задаваясь вопросами, справедливо опасаясь, что в ином случае просто потеряет себя.
Мальчик со светлыми волосами и живыми серыми глазами.
Теперь он был мертв, и убил его Раза. А спровоцировала этот спонтанный, глупый и жестокий поступок сама Вэл.
Она старалась не думать. Не вспоминать. А еще лучше — стереть из памяти даже само имя погибшего мальчишки.
Мерзко. Нечестно по отношению к Никсу, отдавшему за нее свою жизнь, но единственное спасение для нее, решившей поднять голову и продолжать жить.
Настолько отвратительно, будто чужая грязная история, рассказанная презрительным полушепотом.
Стоило быть откровенной. Честной. Никс, который безнадежно верил в девушку по имени Тень, заслуживал правды.
Вэл стремилась к Раза, тянулась к нему как к пылающему огню, понимая, что опаляет себе крылья, сгорает, уничтожая себя, но была не в силах противостоять его притяжению.
Проклятие, которое она сама наложила на себя. Добровольно и с удовольствием.
И тут же Вэл отступала назад, пресекая свои желания, склоняясь перед собственными обидами, виной и неистребимыми, въевшимися в душу страхами.
Вэл пыталась найти себе оправдание, отыскать виновного, не смея называть свое имя. А йотом, ощущая, как все внутри болит, исковерканное очевидной правдой, признавала пугающую истину.
И сразу же отбрасывала ее прочь, прячась за бессмысленными обвинениями и глухой, сладкой жалостью к самой себе.
Она непрестанно играла бесполезными, мучительными и приносящими боль вопросами; боялась заглянуть внутрь своей запутавшейся души в поисках ответов, зная, что, найдя их, ужаснется.
Она думала о Никсе, с каждым прожитым днем все больше пугаясь тому, как меркнет его лицо в памяти.
И одновременно гадкое, противное, отвратительное чувство облегчения приходило на смену нескончаемой боли.
Забыть, скрыть в памяти, стереть, уничтожить — и тем самым освободиться от оков вины, оставшись предательницей.
Простить Раза унижение, насилие и боль не стоило ровным счетом ничего. Простить же убийство Никса не представлялось возможным.
А значит, невозможно остаться собой, невозможно протянуть руки в ответ и отдаться той самой нежности, которая выедала сердце, искореняя из него остальные чувства.
Вэл понимала всю неотвратимость предстоящего решения. Но сейчас, сегодня, после тяжелой ночи, полной криков боли и невозможного, сводящего с ума напряжения, она могла позволить себе забыть о терзавших ее бесконечных вопросах.
— Это ведь ты его попросила, да? Он бы сам никогда… — растерянно пробормотал Зефф, возвращая Вэл из мрака тревожных мыслей.