Когда наконец выбрались из толпы, Рудель делится с Грегором суперконфиденциальной сплетней: поговаривают, что Эвита больна, и даже очень больна. «Если так, нашему другу конец».
Перонистский хустисиализм не выполняет своих обещаний. В центре Буэнос-Айреса по-прежнему вспучившиеся тротуары; поезда вечно запаздывают; Перон тратит кучу денег, пуская их на ветер; Рихтер прокатил его в Патагонии, проглотив сотни миллионов песо и не выработав ни одного ватта ядерной энергии; аргентинская экономика слабеет и производит только побрякушки; Рудель и Грегор видят в этом пагубное влияние христианства: Перон правит без необходимой твердости, потому что ему препятствуют несуразные иудео-христианские глупости, сострадание и милосердие, все эти формы сентиментализма, от которых нацизм избавился.
Грегор презирает клику фашиствующих католиков, окружающую «эль лидера», этих слабаков и беззубых тигров вроде Дэ, фанфарона, бахвалящегося, будто он распивал чаи с самим Гитлером и шахом Ирана. Его международное движение за объединение – бла-бла-бла. Его третья мировая – детские фантазии. Сейчас Дэ в депрессии и засел за сочинение мемуаров, сынок Муссолини пустился в производство текстильных изделий, а бывший мэр Марселя, Сабиани, разбавляет одиночество алкоголем. Когда несколько недель назад объявили о смерти маршала Петена, все они собрались на ночное погребальное бдение в кафедральном соборе Буэнос-Айреса.
С этими все кончено. Они смотрят в прошлое, а вот нацисты из Буэнос-Айреса приглядываются к будущему.
К Германии.
Они мечтают отвоевать Германию. Люди, группирующиеся вокруг издательства «Дюрер», не верят в «демократию», навязанную союзниками. Их обожаемая родина не изменилась по мановению волшебной палочки, так не бывает. Они следят за новостями и откликаются на них в собственном журнале, и его тираж непрерывно растет, несмотря на цензуру и запреты. Они знают, как их соотечественники ностальгируют по Германской империи Вильгельма и первым годам Третьего рейха, знают, что они не верят в «зверства» в лагерях и после Нюрнбергского процесса взывают о мщении победителям. Можно уверенно сказать: немцы не отреклись от нацизма. Разве не сами они выбрали этот режим, разве не они поддерживали его завоевания? Боготворили фюрера? Грегор рассказывает Фрицшу, Сассену и Руделю об энтузиазме университетских профессоров и врачей в 1930-х годах. Об их ликовании, когда избавлялись от старых очкариков-гуманистов, и об их чаяниях радикальных перемен. О популярности социального дарвинизма и расовой гигиены буквально в любой социальной среде. Об эксплуатации труда заключенных гигантами промышленности в концлагерях, об опытах над людьми в фармацевтических лабораториях, о том, как вырывали золотые зубные коронки и каждый месяц отправляли их в рейхсбанк.