Ирвинг был старше Зоры. На вид я бы дал ему лет сорок пять, а, может уже и пятьдесят. Седина в волосах и бороде почти наполовину закончила свою работу по перекраске мужчины в старцы, но сам Ирвинг был еще крепким и сильным мужчиной. Невысокого роста, почти на полголовы ниже Зоры, которая была достаточно высокой и могла прямо смотреть мне в глаза, кузнец казался почти квадратным. Впрочем, при его работе это было неудивительно. При этом Ирвинг был крайне молчалив и скуп на эмоции, и дело заключалось не в посторонних — даже когда он оставался с Зорой наедине, он просто молча продолжал работать, односложно отвечая на любые вопросы женщины.
Двух младших дочерей Ирвинг выдал замуж, а старший сын, которого он обучал своему ремеслу, перебрался в село жены и стал работать там с местным старым мастером, что в перспективе, при должном усердии, позволит занять ему со временем весьма уважаемое место главного сельского кузнеца. Жена же Ирвинга давно умерла, и как минимум последние десять лет он ходил вдовцом.
Собственно, когда кузнец вошел в дом, то застал классическую сцену «не ждали»: заплаканная Зора у печи, Илий на лавке за столом, чуть окосевший и довольный от недавно выпитой в кабаке кружки пива, и я, стоящий посреди комнаты. Лу была у себя, решила полежать после целого дня, проведенного согнувшись за письмом.
На мыслительный процесс и оценку диспозиции у Ирвинга ушло поразительно мало времени, и он сразу же направился в мою сторону, как к потенциальному обидчику женщины. Ну а что. Пьяный старик за лавкой, заплаканная Зора, которая хлопочет над ужином и я, весь такой красивый стою, хмурый и в думах.
Схватки с кузнецом я бы точно не пережил, так что сориентировался быстро и успел сказать два слова, пока кузнец закатывал рукава рубахи и готовился одним ударом выбить дух из моего бренного тела.
— Зять приходил, — голос дрогнул и конец фразы я совершенно немужественно запищал.
Ирвинг как на стену нарвался после этих слов. Борода, которая секунду назад гневно топорщилась, пришла в обычное положение, а огонь в глазах, который сулил мне бесконечные мучения в аду за обиду вдовы, погас.
Переборов свою молчаливость, кузнец двинулся к Зоре и стал ей что-то тихо говорить. Мы же с дедом переглянулись и сделали единственно правильное телодвижение в сложившейся ситуации — пошли подышать свежим воздухом на улицу.
— Никогда не становись между кузнецом и его наковальней, — выдал сомнительной глубины мудрость Илий.
Я не стал комментировать, что Зора далеко не ирвингова «наковальня», как выразился старик, однако оставил свои мысли при себе.